Алексей Гастев - Леонардо да Винчи Страница 73

Что касается другого пророка, с которым здесь будто бы соревнуются, голос фра Джироламо продолжает звучать и монах продолжает обвинять и совестить граждан Флоренции, действуя с того света. Безразлично, ненавидят его, поклоняются его памяти или, как сер Пьеро, не имея устойчивого мнения, придерживаются большинства, одинаково все отвечают звучащему голосу и вступают с ним в пререкания или поддакивают согласно. Среди прохожих на улицах упорствующих сторонников Савонаролы можно признать не только по куколям – остроконечным, наподобие монашеских, башлыкам с длинными концами, оборачивающимися вокруг шеи, иной раз как звезда белым днем, отражающаяся в глубоком колодце, холодит и пронизывает душу чей-нибудь укоризненный взгляд. Но таков воздух Флоренции, что сожалеющие о казни монаха и согласные с его проповедью скоро возвращаются к привычному образу жизни и развлечениям. Хотя причиною здесь не исключительно воздух, но природа человека, который в отличие от Хамелеона или Протея, меняющих вид целиком, способен изменяться частями так, что одна часть скорбит, а другая приплясывает, а третья остается в недоумении.

Сандро Боттичелли, когда Леонардо его навестил, так выразился о положении в городе:

– Совершив громадное зло, магистраты и другие виновные настаивают, что вынуждены были необходимостью. Но плод, однажды упавший, раскрывается, внутренность его рассеивается, и семена прорастают даже и па каменистой необработанной почве: хотя у многих правда в сердце, но молчат уста, – заключил он стихом из «Божественной комедии». Между последователями Савонаролы меньше оставалось простых невежественных женщин или детей, выставляемых иной раз примером истинного благочестия; напротив, люди, выдающиеся в своем деле и ученые, больше других сожалели о его гибели.

Живописец Бартоломео делла Порта от огорчения постригся и поступил в монастырь Сан Марко, где доминиканец был настоятелем, и прекратил занятие искусством, как его другие монахи ни уговаривали. Когда в свое время Савонарола устраивал громаднейшее из всех сожжение суеты, или предметов, не отвечающих правилам благочестия, и люди бросали в костер игральные карты, маски, помаду и прочее, этот Бартоломео побросал и сжег и многие свои произведения и рисунки, если там было изображено голое тело. Что обнажается, помимо лица и ладоней рук, доминиканец преследовал как непристойное; Бартоломео же, обучаясь на античных фигурах, которые нередко полностью голые, в этом так преуспел, что умением приблизился к Леонардо, чьи сохранявшиеся во Флоренции рисунки прилежно копировал. И тут огромная потеря для всех и мучительное переживание для самого живописца: кто обучался какому-либо искусству, имея перед собой образец, чтобы ему подражать в каждой незначительной мелочи, легко себе представит, как чувствительная душа переполняется жестом любимого мастера – божественной круглостью, и как ей бывает больно, когда уничтожаются наиболее совершенные произведения рук ее обладателя.

Поведение и поступки Бартоломео делла Порта, а с другой стороны, его живопись свидетельствуют, что противоречие свило гнездо из разнообразных склонностей этого человека, любимого за его добродетели: был он – поясняет Вазари – от природы спокойным, добрым и богобоязненным, избегал предосудительных дел и охотнее всего слушал проповеди. В то же время биограф указывает, что его фигуры непосредственны в своем порыве, выразительны и написаны в смелой манере, и он желает показать, что умеет придать им силу. Однажды, когда Бартоломео написал израненного св. Себастьяна с нежным выражением лица и соответствующей красотой и законченностью и картина была выставлена в церкви, монахам стали попадаться на исповеди женщины, согрешившие от одного взгляда на красоту и сладострастное правдоподобие живого тела. Поэтому, убрав из церкви, картину поместили в капитуле, хотя такого воздействия скорее можно было ожидать от произведений Сандро Боттичелли, преданного любовным страстям, решительного и дерзкого человека. Мы видим, однако, что его искусство, напротив, продолжает укрепляться в качествах совершенно понятных, когда всеобщим кумиром была Симонетта Веспуччи с ее бледностью и фигурой, которая, если наблюдать сбоку, казалась похожей на вопросительный знак, поскольку живот выдавался вперед, а плечи сутулились. Но от ее смерти прошло около двадцати пяти лет, и теперь подобную фигуру редко можно встретить на улицах, так как, едва ли не по примеру подобных св. Себастьяну произведений фра Бартоломео, в моду вошла полнота и другие проявления телесной крепости. Если же скажут, что Бартоломео о том не заботился и не на это рассчитывал, но желал возбудить наибольшее благочестие, так ведь и Савонарола не того ожидал, выступая с кафедры как обвинитель, что подобным сильному ветру глухим голосом одновременно сдует кисейные завитые изящными кольцами повязочки и колеблющиеся как бы в изнеможении цветки на лугах, и что этим же ветром наполнятся и округлятся мелкие тощие формы, а расположение складок станет более величественным, как если живописцы, убирая манекены, взамен кисеи стали пользоваться тяжелыми плотными тканями. Впрочем, о проповеднике надо судить не только имея в виду, что он проповедует; так, на его родине, в Ферраре, рассказывают, будто Савонарола принял пострижение из-за любовной неудачи: каким именно образом это связано с его убеждениями, немаловажный вопрос.

77

Тому прошло двести лет, как флорентийские граждане собирались у дома живописца Чимабуэ, чтобы отсюда большою толпой, с трубами и другими музыкальными инструментами, сопровождая шествие ликующими выкриками и славословиями, пронести в церковь Санта Мария Новелла одну его мадонну, которую посчитали чудом правдоподобия. И вот теперь люди обоего пола, старики и малолетние, цветущего возраста, богатые, бедные, трудолюбивые и шатающиеся бездельники – все они терпеливо, маленькими шажками продвигаются один за другим в длинной очереди, желая проникнуть в помещение Сантиссимы Аннунциаты, церкви Святейшего Благовещения, и оценить искусство их соотечественника, после долгого отсутствия вернувшегося на родину. Сам он, надо думать, оценивает свои достижения высоко, если решается представить на обозрение небольшого размера картон со св. Анною, Девой, младенцем Иисусом и Иоанном. О самомнении Мастера говорят и обстоятельства порученного ему заказа: «Возвратившись во Флоренцию, – пишет Вазари, – он узнал, что братья-сервиты заказали Филиппино Липпи работу над образом для главного алтаря Аннунциаты, на что Леонардо заявил, что охотно выполнит эту работу. Тогда Филиппино, услыхав об этом и будучи человеком благородным, от этого дела отстранился; братья же для того, чтобы Леонардо это действительно написал, взяли его к себе в обитель, обеспечив содержанием еще и всех его домашних, – Вазари имеет в виду учеников и прислугу, – и вот он тянул долгое время, так ни к чему и не приступая».

Если же внезапно появился картон, то еще неизвестно, исполнен он тогда во Флоренции или приготовлен заранее в Милане в числе двух упомянутых, смутивших своей новизной французского наместника. Что касается выставки, то ее Мастер предпринял для успокоения монахов, но больше для распространения своей славы, – подобную практику Леонардо наблюдал в Венеции, где некоторые одаренные живописцы таким способом добивались широкой известности. «В течение двух дней напролет, – рассказывает Вазари, – сюда, то есть в церковь Сантиссима Аннунциата, приходили, как ходят на торжественные праздники, посмотреть на чудеса, сотворенные Леонардо да Винчи и ошеломлявшие весь этот народа. Такому паломничеству еще способствовала старинная слава церкви Сантиссима Аннунциата, так как здесь находится чудотворная икона, по преданию, в некоторых местах исправленная рукою слетевшего ангела, когда живописец, долгое время трудившийся безуспешно, утомленный, заснул.

Близкое соседство этой старинной иконы с произведением Леонардо показывало, насколько скудны познания ангелов в искусстве рисунка. Однако чудотворная сильно затемнена свечной копотью, так что молящимся недоступно хорошо ее рассмотреть. Кроме того, перед иконой на проволоке подвешены восковые фигурки, в каких можно узнать наиболее состоятельных и знаменитых граждан Флоренции: их заказывают, испытывая судьбу, – упавшая из-за чего бы то ни было фигурка свидетельствует, что и заказчику не избежать скорой гибели. Выполненные с изумительным сходством, эти плоды искусства и суеверия также мешают просителю сосредоточиться на самой чудотворной. Наконец, распространяемые множеством горящих свечей лучи света, отражаясь в драгоценной церковной утвари и перекрещиваясь на полпути перед иконою, создают как бы золотую сеть, в которой внимание запутывается и медлит. И все вместе дает неожиданное сходство впечатления от обеих вещей – только то, что применительно к чудотворной иконе происходит от посторонних причин, как особенности освещения или свечная копоть, в картоне Леонардо принадлежит самому произведению.