Аркадий Мильчин - Человек книги. Записки главного редактора Страница 73

Но Лидия Корнеевна с мнением Пантелеева не согласилась:

Насчет рецензии Левина – я тут с Вами не согласна. В моей книге – и в Маршаковской главе и в предыдущих, особенно в «Редакционном оркестре», содержится призыв работать иначе, перестроить редакционную работу. Дело не в том, чтобы работать «как Маршак»; дело в том, чтобы работать в искусстве, а не в казенном заведении. Прогрессивный критик должен был бы этот призыв подхватить… А Левин поступил иначе: он похвалил книгу и автора, но перемены, видите ли, неосуществимы! Мне же перемены дороже, чем книга и автор. Затем: я не считаю красивым поступком объяснять мне в рецензии, что у нас нет и не может быть направлений. У меня в книге мысль о различных направлениях проскочила чудом – и этому бы следовало радоваться молча.

Я буду ему отвечать, но, пожалуй, не в журнале, а в следующем издании книги – и, быть может, в скрытой форме, не называя его (С. 181; письмо от 4 мая 1961 года).

Что касается рецензии Федора Левина, то некоторые ее положения очень точно и толково оспорил молодой тогда литературовед и переводчик Владимир Муравьев. Его рецензия на книгу «В лаборатории редактора» была напечатана в третьем выпуске сборника «Редактор и книга» (М., 1960) под выразительным заглавием «Именем литературы».

Статью Ф. Левина о редакторах и рецензентах и о том, как, по его мнению, лучше всего наладить подготовку редакторов произведений художественной литературы, мы напечатали в четвертом выпуске сборника «Редактор и книга» (М., 1963). В этой статье (она называлась «О “лестнице шлюзов”, рецензентах и мастерах») он полемизировал с В. Муравьевым и отстаивал свое мнение о неприменимости опыта редакции, которой руководил Маршак, в современных условиях. Познакомиться с этой полемикой можно на сайте www.editorium.ru.

И книга Лидии Чуковской, и полемика по ее поводу были, на мой взгляд, очень полезны для совершенствования редакторского дела, для того, чтобы привлечь общественное внимание к редакторским проблемам, существенным не только для издательского дела, но и для литературы в целом. Другое дело, что в советских условиях реализовать то, за что ратовали Чуковская и Муравьев, не было никакой возможности из-за охранительной идеологии, насильственно насаждаемой компартией.

Видимо, именно это имел в виду Л. Пантелеев, когда 30 апреля 1963 года, познакомившись со статьей Чуковской «Процесс прохождения» в четвертом выпуске сборника «Редактор и книга» и назвав ее «великолепной», благодарил «вообще за то большое дело, которое Вами поднято, за то движение, которое Вы начали и возглавили», но все же делал оговорку:

Можно ли рассчитывать, что в результате Вашей деятельности коренным образом изменится обстановка в издательствах? Нет, это было бы, конечно, наивно – ждать таких сказочных перемен! Но – если почешутся, задумаются, постыдятся делать самое наигнуснейшее из того, что делали, – и то хорошо, и за это Вам низко поклонятся все пишущие (С. 208).

Лидия Корнеевна эту похвалу Пантелеева так оценила в письме к нему от 6 мая 1963 года:

Я буду носить его [Ваше письмо] как орден – не на груди, так в сумке! – всем буду показывать и хвастаться взахлеб! (С. 208).

Откликов на книгу «В лаборатории редактора», устных и в виде писем автору, было немало.

Пантелеев старался знакомить Лидию Корнеевну с любым устным откликом о книге, например 15 января 1961 года пересказывал хвалебный отзыв главного редактора ленинградского Детгиза Агапова, и выражал уверенность, что книгу скоро переиздадут. Это его предсказание сбылось незамедлительно.

Тираж первого издания был быстро распродан, и возникла необходимость во втором, что было на руку Лидии Корнеевне, которую обсуждение книги и отклики на нее побудили расширить и дополнить разговор о редактировании вообще и особенно о работе редакции, которой руководил Маршак. По просьбе нашей редакции издательство «Искусство» приняло решение выпустить второе, дополненное и исправленное издание книги.

Не могу сейчас точно вспомнить, когда договор на второе издание был подписан, но уже 22 августа 1961 года Лидия Корнеевна пишет Пантелееву:

Работаю над «Лабораторией» (2[-е] изд). Между прочим, у меня вопрос к Вам: редактору не «нра», что я называю Вас «выпускником петроградского детского дома» ([с.]222 [1-го изд.]). Пожалуйста, посоветуйте, как мне обозвать Вас иначе? (Это не «мой» редактор, из издательства «Искусство», милый и умный, а редактор из Дома детской книги, где глава о Маршаке идет отдельно в каком-то сборнике.) (С. 181–182).

Напрасно Лидия Корнеевна противопоставила меня редактору Дома детской книги: его замечание было справедливым, что подтвердил и Алексей Иванович, предложивший в письме от 31 августа того же года вообще никак его не «аттестовать», а в крайнем случае поставить «тогда начинающий писатель».

В этом же письме Пантелеев снова вернулся к главе «Маршак-редактор» и снова высказал некоторые претензии к фактической стороне описанного. Лидия Корнеевна согласилась не со всеми; ее письмо от 5 сентября 1961 года показывает, что они с Пантелеевым хотя и были свидетелями одних и тех же событий, но запомнили их по-разному: Пантелеев, например, утверждает, что в маршаковской редакции авторы могли прочесть стихотворный экспромт, а прозу не читали никогда, а Чуковская – что прозу вслух, главу за главой, читали очень часто. Чуковская и в следующем письме, от 15 сентября того же года, настаивает на своем, а вдобавок подчеркивает, что ей важно было создать «образ» редакции, а потому мелкие фактические или хронологические погрешности (например, у нее изображена встреча в редакции двух литераторов, которые на самом деле одновременно там находиться не могли) считает возможным не исправлять.

Рукопись второго издания Лидия Корнеевна представила в срок.

За время подготовки продолжилась наша переписка, значение которой, как представляется мне, шире, чем просто документальные свидетельства творческой и издательской истории книги, что побуждает меня привести письма Лидии Корнеевны почти целиком. Переписка приходилась на то время, когда Л.К. жила не в Москве.

По письму от 6 апреля 1961 года можно судить, как трудно приходилось Л.К. из-за проблем со зрением:

Глазам немного лучше. Над Герценом работать начала, то есть даже начала писать. От издательства пока вестей нет, и я стараюсь о нем не помнить и не думать. Ибо думать о нем – значит вспоминать о сроке.

По каким-то местам в страницах дополнений у меня были вопросы. На них Лидия Корнеевна ответила запиской:

Ну вот, дорогой Аркадий Эммануилович, кажется, я справилась с этими страницами.

Тот вопрос, ответ на который внушал сомнение вам и Самуилу Яковлевичу, я убрала. Ибо отвечать на него в этом месте мне не с руки.