Любовь Калинина - Владимир Климов Страница 73

Он никогда не был набожным, хотя и вырос в патриархально-религиозной крестьянской семье, но все же каждый раз при взгляде на златоглавые купола православных соборов на душу ложилась благодать. Загорск, а все хотелось по-прежнему сказать Сергиев Посад – со старинными постройками Троице-Сергиевой лавры, Переславль-Залесский – начисто разоренный в тринадцатом веке монголо-татарами и возрожденный вновь силами московского княжества, как будто уснувший в прошлых столетиях Углич и, наконец, красивейший город на земле – Ярославль, раскинувшийся над Волгой.

Не так давно, еще до своей командировки во Францию, Владимир Яковлевич побывал в этом городе и часа два кряду бродил по улицам старинного русского поселения, умом и предприимчивостью своих жителей превращенного за века в удивительный город, где практически каждый справный хозяин выбился в купцы и считал своим долгом оставить потомкам домовую церковь, которой бы по архитектуре и росписи не было равных. А ярославская набережная с белокаменными беседками, описанными еще Островским, да устремленная вдаль, к Толгскому монастырю стрелка… Красив древний город, по-русски широк, по-купечески основателен. Хранитель былинных сказаний да православных легенд.

И сейчас, вглядываясь вдаль из окна вагона, под мерный перестук колес, Климов будто заново любовался с высоты ярославской набережной на матушку-Волгу, мысленно еще раз окинул взором так полюбившуюся ему панораму древнего Ярославля. А поезд уносил его дальше, теперь уже к своему волжскому городу, от недавней столицы бурлаков шагнувшему к авиационному центру бескрайней России.

На Рыбинск опускались первые сумерки, когда Климов сошел с поезда и пересел во встречающую его машину. На вокзале его ждали будущие коллеги, с которыми познакомились еще во Франции во время командировок рыбинцев на «Испано-Сюиза»: главный механик завода Троицкий, заместитель главного контролера Суроегин и начальник одного из цехов Поламарчук. Дальше путь лежал к заводоуправлению, куда домчались за какие-то десять-пятнадцать минут. Поднялись в кабинет директора завода.

Со времени предыдущего посещения Климовым Рыбинска бывшего директора Королева перевели в Москву заместителем наркома тяжелого машиностроения по авиационным моторам. На его место был сначала назначен Александр Исаевич Карлик, работавший на заводе парторгом ЦК. Но директором ему суждено было проработать всего несколько месяцев. Жизнь Карлика трагически оборвалась из-за несчастного случая. Машина, на которой он ехал, резко скатилась в кювет, чтобы избежать столкновения. Ни водитель, ни сопровождающий не пострадали, на автомобиле – ни царапины, а у нового директора, от неожиданности, произошел разрыв сердца. Спасти не удалось.

И теперь директором завода стал Иосиф Израилевич Побережский, которого Климов хорошо знал и очень уважал как смелого, решительного человека, прекрасного организатора. Его личность начала формироваться еще в царском «подполье». Затем – участие в революции, работа в ЦК. В гражданскую он командовал дивизией и вместе с Блюхером брал Перекоп, с Фрунзе воевал с басмачами в Средней Азии. После войны, по рекомендации того же Фрунзе, поступил в академию имени Жуковского и стал одним из лучших выпускников. Он работал на многих высших должностях в авиационной промышленности, а в начале тридцатых был назначен директором ЦИАМа, где работал и Климов.

Побережский был в своем кабинете не один, здесь же ожидал прибытия нового главного конструктора и Алексей Павлович Ро – руководитель серийного конструкторского бюро (СКБ), занимавшегося моторами М-17. Иосиф Израилевич после жарких приветствий и объятий предложил отметить переезд вечного пилигрима в Рыбинск. И весь небольшой коллектив отправился к Восточному поселку, где в одном из четырех кирпичных домов выделили квартиру семье Климовых. На том же этаже напротив жил и Алексей Павлович с женой и ребенком. И было решено занести вещи вновь прибывшего в его квартиру, а ужин организовать у старожила с фамилией Ро.

Дом стоял недалеко от завода, что несколько огорчило Владимира Яковлевича: совершенно отчетливо был слышен гул работающего мотора, впрочем, это был постоянный и повсеместный фон во всем Рыбинске, к тому же близость жилья к работе лишала возможности ежедневных пеших прогулок. В квартире все было почти по-спартански: узкий и длинный канцелярский стол, выкрашенная в темный цвет тумбочка, дерматиновый черный диван и две железные кровати в спальне. Никаких излишеств. В небольшой кухне Владимир Яковлевич увидел ванну и дровяную колонку, по другой стене – дровяная плита и чуланчик, в котором были приготовлены две вязанки дров. Сейчас плиту, конечно, никто не топил – лето, потому сверху стояла керосинка, на которой и предстояло готовить. «Что ж, в Париже мы жили в одной комнате, а здесь почти хоромы», – поблагодарил он директора и, наскоро переодевшись с дороги, направился вслед за хозяевами в дом Алексея Павловича, где за столом проговорили не один час.

Рыбинский завод августа тридцать пятого

За ужином шел настоящий мужской разговор. И без того волевое, будто выточенное из камня, лицо Побережского становилось все серьезнее. Он говорил о Рыбинском моторном, постоянно сравнивая со своим любимым детищем – Пермским заводом, откуда его перевели решением Москвы совсем недавно. Там, в Перми, все создавалось с нуля, и Побережскому удалось завести такие порядки и поставить дело с таким размахом, что побывавший на заводе вице-президент фирмы «Кертис Райт» Артур Нед только диву давался. Пермяки налаживали серийное производство лицензионного мотора его фирмы, и американец поначалу очень опасался за свою репутацию, которая могла бы пострадать в случае неправильного производства двигателя и возможных в таком случае аварий. Но увиденное совершенно успокоило американского специалиста.

В Рыбинске, куда после смерти Карлика был назначен директором Иосиф Израилевич, он застал иную картину. Волжский моторный завод был одним из первых в России, имел уже свою историю и сложившиеся традиции, но вместе с тем долгое время за прошедшие двадцать лет был в полузабвении. А сейчас дремать никак нельзя. Времена очень уж неспокойные. Правда, за годы первой пятилетки многого уже удалось достичь.

Был заново создан сборочный цех с испытательной станцией. К механическому цеху пристроили новый корпус. К концу пятилетки вытянули прекрасный инструментальный цех в три этажа, светлый, просторный – гордость рыбинцев. Построили и цех обработки алюминиевых деталей. К сегодняшнему дню завод отстроился почти заново. Все цехи удалось оснастить довольно современным оборудованием. Приучаются и работать в ином темпе. Производственные программы, начиная с тридцать третьего года, перевыполняются. Основные фонды предприятия увеличились за первую пятилетку в девять, а к концу нынешнего года, по предварительным подсчетам, возрастут в 18 раз.