Лидия Иванова - Воспоминания. Книга об отце Страница 74

Каждое воскресенье из передней раздается звонкий голос Вячеслава:

— Шляпу, палку и четыре сольди! (мелкая монета, чтобы положить на церковный поднос).

Вячеслав собирается всегда спозаранку и стоит перед распахнутой дверью. Получив требуемые предметы, он с невероятной скоростью сходит по ступеням трехэтажной лестницы (лифт был построен много позже) и напряженно — быстрым шагом пересекает площадь Бернини, направляясь к боковому входу Сан Саба. Фламинго, как всегда запоздавшая, кидается за ним бегом и догоняет его у церковного порога. Я уже там поджидаю начала двенадцатичасовой обедни, во время которой я (тогда и в течение многих лет) играю на органе. Базилика Сан Саба — наш приход. Мы ее любим. Она очень красива суровой красотой. Она одна из немногих римских церквей пре — романского стиля. С VII века, когда она была заложена, к ней кое‑что пристроили, кое‑что изменили, но барокко ее не коснулось. Она венчает холм Малого Авентина. К ее главному входу ведет крутая каменная лестница, очень маленький дворик с газоном, две крытые галереи, опирающиеся на ряд небольших колонн и образующие передний фасад. Эта входная часть базилики — более поздняя, эпохи Ренессанса — имеет характер мягкий, почти ласковый. Сама же базилика торжественно величавая. Четыре корабля на грандиозных колоннах из мрамора и гранита, огромная апсида, пол из старинной мозаики. Когда мы поселились на Авентине, базилика имела еще свою старинную восточную монастырскую форму: вся передняя часть центрального корабля была отгорожена довольно высокой мраморной оградой с амвонами, за которой первоначально должен был помешаться хор монахов, а прихожане — миряне оставались вдали. Сама ограда в Сан Саба была белая мраморная с художественными инкрустациями разного цвета камней и придавала церкви радостный вид.

В стенах, ограде римской славы,На Авентине, мой приход —Базилика игумна Саввы,Что Освященным Русь зовет.Пришел с пустынных плоскогорийСонм Саваитов, Сириян,С причастной Чашей для мирян;Им церковь дал святой Григорий.Сень подпирают кораблейИз капищ взятые колонны;Узорочьем цветных камнейПо мрамору пестрят амвоны;В апсиде — агнцы… Мил уборТвоих, о Рим, святилищ дряхлых!Как бы меж кипарисов чахлыхОн чрез века уводит взорТропой прямой, тропою тесной,Пройденной родом христиан, —И всё в дали тропы чудеснойИдут Петр, Яков, Иоанн

Базилика Св. Саввы была римским приходом, к которому принадлежали верующие, живущие на виа Альберти. Формально — поскольку Вячеслав был католиком восточного православного обряда (и таким желал быть), он считался также прихожанином Русской католической церкви в Риме, св. Антония Абата, при семинарии Руссикум[234]. В этой церкви были 19 июля 1949 г. его похороны.

Фактически, особенно в поздние годы, ему было трудно предпринимать каждое воскресенье сложное путешествие от Авентина до Русской церкви на Эсквилине и выстаивать торжественную восточную литургию. Да и «латинская» обедня была люба его сердцу. Он чувствовал, что принадлежит к Восточной Церкви и Западной — Церкви Единой.

Приходский настоятель Перуффо, — очень добрый, заботливый, но его словоохотливые проповеди не блещут интеллектом. Помню, как раз, когда он нес что‑то уже совсем неподобное, я при выходе из церкви встретила на рынке одну женщину.

— Слышали проповедь? — спрашивает она меня.

Я насилу успела удержать насмешливые слова, так как взглянула на ее лицо. В глазах ее стояли слезы.

— Я никогда такой проповеди не слыхала. Как он говорит! Я совсем потрясена!

Да, подумала я, отец Перуффо хороший священник: его народ любит, а что два — три захожих интеллигента смеются, — это совсем уже неважно.

Так как я была органисткой церкви, я с ним часто видалась. Разузнавши, что я ищу работу, он старался мне помочь, и, как ни странно, благодаря ему, который не имел никакого отношения к музыкальным кругам, устроилась вся моя музыкальная академическая карьера. Он мне посоветовал участвовать в конкурсе на кафедры четырех новооснованных государственных консерваторий. Я об этом ничего не знала и без него не записалась бы на них вовремя. И именно благодаря тому, что я выиграла этот конкурс, я получила штатное место профессора в итальянских государственных консерваториях. Тогда — место, а теперь и пенсию.

Отец Перуффо как‑то раз сделал нам честь — зашел к нам с визитом. Сели пить чай вокруг круглого стола. Он расспрашивал Вячеслава и Диму и заинтересовался Фламингой.

— Как, Вы не католичка? Как же это так? Как это можно?

Он кинулся учить Фламингу о католичестве и православии (о котором он, как и почти все западное духовенство, абсолютно ничего не знал). Он хотел тут же, за столом, ее убедить, но Фламинго не соглашалась. Увидев, что дело безнадежное, отец Перуффо отвернулся, махнул рукой и заявил:

— Ostinata (намеренно упрямая).

— Скажите, — спросил он меня раз, — как это объяснить? Русские такие славные, такие хорошие люди, а в России столько зла творится? Вот вернулся солдат один, наш прихожанин, был в плену в России; его спасали крестьяне, такие добрые. Они его полюбили. Говорили о нем: «каросий итальяска».

Я поправляю:

— Итальянец.

— Нет, именно «итальяска».

В отношении Вячеслава к отцу Перуффо произошел крутой перелом. Он его, можно сказать, прямо возненавидел. Дело в том, что отец Перуффо решил сделать преобразования в базилике. Он снял все мраморные ограды с инкрустациями, которые в старину разгораживали церковь на область для мирян и область для монахов. Ограды он приставил к стенам базилики. Там они потеряли всякий смысл и, может быть, именно потому потеряли и свою красоту. В церкви стало от этого, конечно, просторнее, но старинный облик базилики поблек. Вячеслав этого не мог простить отцу Перуффо. Он говорил:

— Это он все сделал, чтобы его виднее было, когда он проповедует.

Вячеславу стал теперь неприятен даже выговор отца Перуффо.

— Выговор у него не римский, а венецианский!

Молодой священник прихода, отец Куаджьотти, боготворил отца Перуффо, который, говорил он, его вылечил от тяжелого нервного заболевания. Отец Куаджьотти сделался совсем нормальным и жизнерадостным. Даже его сильное заикание исчезло настолько, что он стал свободно проповедовать.

Отец Перуффо — злые языки утверждали, что из всех приходских настоятелей Рима он самый невежественный. А я вспоминаю о нем как об одном из моих благодетелей и одном из любимых священников нашего прихода.