Ги Бретон - В кругу королев и фавориток Страница 75

Во время проповеди он обернулся туда, где находились фрейлины, которые, по обычаю того времени, сидели прямо на полу, и увидел, что м-ль де Отфор слушала священника в этой неудобной позе. Взволнованный этим, он распорядился отнести ей подушечку, что лежала на его молельной скамеечке. Присутствующие при этом придворные просто остолбенели. Никогда еще король не позволял себе подобной галантности в церкви. Девушка, покраснев, вопросительно взглянула на королеву, и та дала ей понять, что можно сесть на подушечку.

Но м-ль де Отфор поступила так тактично, так деликатно, что поразила монарха: приняв с уважением королевский дар, она положила его рядом с собой, но старалась к нему не прикасаться.

С каждым днем Людовик XIII все больше влюблялся в Марию, но при этом проявлял по отношению к ней все ту же редкостную сдержанность. Ярким тому примером может послужить следующая история, пересказанная неоднократно в мемуарах многих современников: однажды король вошел в комнату фаворитки и, увидев, что она читает письмо, удивленно поднял брови:

— Кто же это вам пишет?

Желая его поддразнить, красавица быстрым движением засунула письмо в ложбинку между грудями.

— Если желаете, — сказала она со смехом, — можете взять его отсюда.

Людовик XIII побледнел, некоторое время разглядывал «эту совершенную грудь, бывшую, несомненно, из числа тех красот, которыми все восхищались», и в конце концов отступил.

И тут избыточная добродетель толкнула его на неслыханный поступок. Он взял каминные щипцы и с их помощью вынул письмо из-за корсажа, не прикоснувшись пальцами к груди Марии.

Генрих IV должен был, наверное, не один раз перевернуться в гробу…

Когда 19 октября совершенно поправившийся король покинул Лион в носилках, все обратили внимание на его сияющее лицо. А в тот момент, когда королева садилась в свою карету, он даже позволил себе какое-то шутливое замечание, чего за ним никогда не водилось, и потому его близкие заключили, что м-ль де Отфор возбудила по крайней мере его ум. Во время остановок он подходил к ней, смотрел на нее, краснея, и подолгу вел разговор о своих охотничьих собаках и о том, как ему трудно убивать белок.

Мария слушала его, скучая. Разговор на такие темы никогда не воодушевляет женщин, а полный огня взор фаворитки ясно говорил, что рассказам об охотничьих трофеях она бы предпочла прикосновение опытной руки.

Приехав в Париж, Людовик XIII поселился на улице Турнон, в бывшем особняке Кончини (потому что в Лувре трудились каменщики), и подумал, что теперь его жизнь превратится в нескончаемую восхитительную череду часов, отданных Марии и поэзии. Анна Австрийская и Мария Медичи взяли на себя труд самым грубым образом вернуть его к реальной действительности.

Анна разместилась в апартаментах, значительно удаленных от покоев короля. Королева-мать вернулась в свой Люксембургский дворец. Едва распаковав чемоданы, они поспешили к королю, чтобы напомнить о его обещании удалить Ришелье.

— Война с Испанией окончена, и вы должны одержать свое слово,

На протяжении многих дней Людовик XIII отражал атаки матери, но потом дал себя убедить и согласился прогнать кардинала. Ришелье, живший в Малом Люксембургском дворце, был хорошо осведомлен своей тайной полицией о кознях флорентийки. Он даже знал, что она хочет заменить его хранителем печати, Мишелем де Марсильяком, и что ей в этих интригах помогает герцог де Гиз. И потому он был готов к контратаке.

10 ноября он узнал, что королева-мать у себя в комнате при закрытых дверях ведет разговор с королем. Сильно обеспокоенный, Ришелье поручил своей племяннице, м-м де Комбале, пойти и выяснить, о чем они там говорят. Но флорентийка буквально забаррикадировала дверь.

— Не надо болте кардинал! Не надо племянница! Никого не надо! — бушевала она.

Король перебил ее, сказав, что им не следует будить подозрения Ришелье подобными нелепыми выходками, и впустил постучавшую в дверь племянницу. Несколько мгновений Мария Медичи сохраняла спокойствие, но потом ее будто прорвало, и она впала в такую ярость, как пишет Сен-Симон, «что из нее полился неудержимый поток проклятий и ругани, известных лишь завсегдатаям Центрального рынка» [118].

А тем временем кардинал, чье беспокойство все нарастало, уже входил в Люксембургский дворец. Он не хотел находиться вдали от того места, где решалась его судьба.

Поднявшись на второй этаж, он увидел, что дверь в апартаменты королевы-матери заперта. Он безуспешно подергал все двери, прошелся по коридорам и в конце концов проскользнул в молельню, которая сообщалась с комнатой флорентийки. Там он увидел, что потайная дверь чуть-чуть приоткрыта. Он толкнул ее…

Мария Медичи, топавшая ногами и кричавшая во все горло, с ужасом увидела входящего кардинала.

— Вы, я полагаю, говорили обо мне, — сказал он. — Я к вашим услугам, в чем вы меня обвиняете?

Флорентийка мгновенно потеряла над собой контроль и принялась грубо оскорблять кардинала.

Он пришел, чтобы выяснить отношения. Лексикон рыбной торговки, к которому он был непривычен, привел его в полное замешательство, и он не в силах был произнести ни слова.

— Я вас прогоняю! — кричала королева-мать. — Вы просто неблагодарный лакей!

Видя, что король ни единым жестом не помешал ей осыпать его оскорблениями, Ришелье понял, что пропал. И тогда, будучи человеком крайне эмоциональным, он упал на колени и разрыдался.

— Простите! — лепетал он.

Мария Медичи, клокоча, вышагивала по комнате из угла в угол. Кардиналу, по-прежнему стоящему на коленях, пришла в голову странная идея следовать за нею во всех ее перемещениях по комнате.

— Помилуйте! Помилуйте! — восклицал он. Зрелище это было настолько нелепым, что Людовик XIII почувствовал себя неловко.

— Встаньте, господин де Ришелье, и выйдите отсюда, — сказал он сухо.

Кардинал удалился, сотрясаемый рыданиями, которые еще долго звучали в коридорах.

Когда он ушел, Мария Медичи обернулась к сыну, и глаза ее недобро сверкнули:

— Что вы об этом думаете?

— Все это очень утомительно, — только и произнес король.

После этого он вышел, сел в карету и приказал везти себя в Версаль, чудный воздух которого очень любил.

Не успел он уехать, как горничные Марии Медичи, все видевшие и слышавшие, выбежали из Люксембургского дворца, дабы оповестить королевский двор о том, что кардинал отвергнут королем и впал в окончательную немилость.

Через два часа все враги первого министра сбежались к королеве и окружили г-на де Марсильяка, который тут же принялся раздавать должности. Все друг друга поздравляли с этим событием, самые знаменитые остроумцы сочиняли ядовитые катрены по адресу Ришелье, который, по всеобщему мнению, сбежал из Парижа, а Анна Австрийская, сидя в уголке гостиной, улыбалась тому, что ее дорогой Букингем теперь отомщен.