Вячеслав Лопатин - Суворов Страница 76

Но в эти самые дни в силезском Рейхенбахе собирается конгресс, на котором Пруссия и Англия буквально выкручивают руки австрийцам, принуждая их выйти из войны. Кобург опять сообщает, что турецкая армия переправляется через Дунай, и опять суворовский корпус выступает в поход и подвигается к Бухаресту. Расчет Потемкина был на то, что визирь крепко подумает, прежде чем атаковать австрийцев, если рядом Суворов.

Александр Васильевич, истосковавшийся по новому делу, горел желанием сразиться. Его письмо Потемкину от 27 июля полно оптимизма: «Здесь мы сыты, здоровы и всего у нас довольно… Ленивая турецкая переправа за бурями на Дунае и небольшой охотой визиря. Милостивый Государь! Боже, благослови предприятия Ваши». Он уже обо всем договорился с Кобургом, который готов был выполнять указания «своего великого друга». Но обстановка резко изменилась.

«Сейчас получил я из Вены курьера, — сообщает Потемкин 31 июля, — чрез которого уведомлен о заключенном договоре с Королем Прусским. Мир положен с Портою на условии все завоевания Порте возвратить. Венский двор согласился; неизвестно, останется ли в действии наш трактат о вспоможении нам корпусом 30 тысячном. Теперь крайне нужно не терять людей для союзника, который уже помирился…» К официальному ордеру главнокомандующего было приложено личное письмо: «Вот, мой милостивый друг, австрийцы кончили. Пруссаки домогаются, чтоб и вспомогательного корпуса нам не давать, да я думаю и успеют. Слышно, что Букарестскому корпусу будет поведено иттить восвояси».

Главнокомандующего тревожило положение корпуса Суворова, для помощи австрийцам выдвинутого далеко вперед. «…Теперь, — доносил он Екатерине 2 августа, — необходимо его оттуда взять должно, ибо, что копилось противу союзников, обратится уже на него одного, и он, будучи отрезан браиловским и силистрийским неприятелем, не в состоянии возвратиться без большой потери». Суворовский корпус снялся с позиций под Бухарестом и отошел на реку Серет, куда Потемкин заблаговременно выслал резервный корпус князя Сергея Федоровича Голицына.

Австрийцы вышли из игры, и Россия осталась одна против Порты и европейской коалиции. Правда, 3 августа русской дипломатии при личном участии государыни удалось вырвать (без посредников!) мир у шведов. Едва не попавший в плен в Выборгском сражении Густав III решил не искушать судьбу и прекратил непопулярную в Швеции войну.

«Одну лапу мы из грязи вытащили, — радостно сообщила Екатерина Потемкину. — Как вытащим другую, то пропоем Аллилуйя… Предписываю тебе непременно отнюдь не посылать никого на их глупый конгресс в Букарест, а постарайся заключить свой особенный для нас мир с турками».

«Вторую лапу» вытащить оказалось труднее. Визирь явно тянул время. Турция уже имела на руках наступательный и оборонительный договор с Пруссией. Прусский дипломат Джироламо Лукезини, сумевший настроить против России поляков и поработавший над выходом из войны австрийцев, активно «помогал» новым союзникам. В конце августа Шериф Хасан-паша неожиданно предложил Потемкину прусское посредничество.

«Наскучили уже турецкие басни. Их министерство и нас, и своих обманывает, — писал Лошкареву Потемкин. — Тянули столько, вдруг теперь выдумали медиацию прусскую, да и мне предлагают. Мои инструкции: или мир, или война… коли мириться, то скорее, иначе буду их бить».

Снова заговорили пушки. Первым успеха добился Черноморский флот. В двухдневном сражении 28—29 августа у Тендры Ушаков наголову разбил превосходящие турецкие силы. Адмиральский корабль взлетел на воздух, один линейный корабль был пленен, другой затонул.

В сентябре возобновились действия сухопутных сил. Кубанскому и Кавказскому корпусам было приказано действовать наступательно и разбить армию Батал-бея, а генерал-аншефу князю Репнину с главным корпусом — наблюдать польскую границу и прикрывать тылы; корпусам генералов Меллера, Гудовича и Самойлова — идти в низовья Дуная, где находилась целая система турецких крепостей, сильнейшей из которых был Измаил. Гребная флотилия под начальством Рибаса и флотилия черноморских казаков под командованием Головатого должны были прорваться в Дунай.

Существует версия, согласно которой ревнивый главнокомандующий хотел обойтись без Суворова, чьи громкие победы якобы бросали тень на его полководческую репутацию, но был вынужден прибегнуть к его помощи, чтобы овладеть считавшимся неприступным Измаилом. Это неправда. Как и в прошлую кампанию, на Суворова была возложена ответственная задача: с двумя корпусами сторожить армию верховного визиря на Дунае. Отрывок из письма Потемкина посланнику в Варшаве Булгакову наглядно подтверждает его полное доверие к самому выдающемуся генералу своей армии. Потемкин опровергал ходившие в Польше слухи о гибели Суворова: «Плюйте на ложные разглашения, которые у Вас на наш счет делают. Суворов, слава Богу, целехонек».

Десятого сентября светлейший князь ставит Суворову задачу не допустить турецкие подкрепления к Измаилу сухим путем. 25 сентября он делится со своим другом планом операции. К сожалению, этот документ не разыскан. Из ответа Суворова следует, что он разделял замысел главнокомандующего и смело развивал его: «Вашей Светлости милостивое письмо сего от 25 ч. получил… В присутствии или помощи сухопутных войск гребной флот возьмет Килию, Измаил, Браилов… Как декрет на Булгарию не публикован, мечтается в перспективе, что по времени Ваша Силистрия… ежели черта пера не предварит острие меча. Вашей Светлости Новый год! Новые мне милости. Я выстрелю за Ваше здравие». Последние три фразы — характерное для Суворова поздравление князя Григория Александровича с днем рождения. Мысль о взятии Силистрии и походе за Дунай, в Болгарию — свидетельство участия Суворова в разработке планов кампании. После овладения крепостями на Дунае решительный удар на Константинополь должен был заставить противника спасаться от «острия меча» (войны) «чертой пера» (миром).

Идея Суворова была замечательной, если забыть об англо-прусских планах. Переход Дуная мог вызвать прямое вооруженное вмешательство союзников Турции. Поэтому Потемкин решил ограничиться захватом турецких крепостей в низовьях Дуная. 29 сентября он приказал начальнику всей русской артиллерии генерал-аншефу Ивану Ивановичу Меллеру-Закомельскому овладеть крепостью Килия.

Несмотря на значительное число войск и относительную слабость этой крепости, русскому командованию не удалось обеспечить четкого взаимодействия корпусов. Более двух недель войска топтались под ее стенами. Осаде сильно вредила артиллерийским огнем турецкая речная флотилия. В одной из схваток Меллер был смертельно ранен. Сменивший его генерал-поручик Иван Васильевич Гудович не отличался решительностью. Жалуясь Потемкину на опоздание гребной флотилии (сильные ветры задержали ее поход к устью Дуная), он не видел иной возможности взять Килию, кроме формальной осады с рытьем траншей и постройкой осадных батарей. Задержка у стен незначительной крепости грозила срывом всей операции, но 18 октября гарнизон Килии капитулировал. На другой день последовал ордер Суворову: «Хотя Ваше Сиятельство может быть прямо получили уже известие о покорении Килии, но, тем не менее, считаю за нужно Вас о том чрез сие уведомить, предписывая объявить о том в команде Вашей и принести благодарственное Всевышнему моление». Как всегда, к ордеру было приложено письмецо: «Килия сдалась, флотилия входит, флот наш показался. Боже, дай хорошее время, а паче свою всемощную помощь…» Приписка внизу: «Граф Бальмен умер чахоткою, но турки разбиты и славно истреблены. Прощай, мой милостивый друг».