Сергей Степанов - Великий Столыпин. «Не великие потрясения, а Великая Россия» Страница 77

Столыпин указывал на пагубные последствия «черного передела»: «Путем перераспределения всей земли государство не приобретет ни одного лишнего колоса хлеба. Уничтожены, конечно, будут культурные хозяйства. Временно будут увеличены крестьянские наделы, но при росте населения они скоро обратятся в пыль, и эта распыленная земля будет высылать в города массы распыленного пролетариата»[256]. В этом вопросе взгляды Столыпина были созвучны с мнением экспертов, близких к Постоянному совету объединенных дворянских обществ. По их подсчетам, раздел помещичьей земли между крестьянами не смог бы снизить остроту аграрного вопроса. При кадетском проекте отчуждения 30 – 35 миллионов частновладельческих десятин «крестьяне получат прибавку менее чем половину десятины на наличную душу, которая будет поглощена приростом населения в 5 – 7 лет»[257]. При более радикальном варианте передела, о котором говорили эсеры, то есть при переходе в крестьянские руки всех помещичьих, церковных, монастырских, удельных и казенных земель, на каждый крестьянский двор в 44 губерниях Европейской России пришлось бы по 5,1 десятины земли. Кстати, это не означало, что крестьянские владения увеличились бы на эту площадь, так как крестьяне арендовали у помещиков почти 20 миллионов десятин земли. Уничтожение «культурных хозяйств», которого опасался Столыпин, нанесло бы удар по аграрному сектору, поскольку крестьяне вели примитивное хозяйство по сравнению с помещичьими экономиями. Его бывший заместитель по Министерству внутренних дел В.И. Гурко, ставший управляющим делами Постоянного совета объединенного дворянства, отмечал: «В действительности владельческие, обрабатываемые силами экономии земли превышают по своей урожайности крестьянские земли едва ли не в два раза»[258]. По самым скромным подсчетам, переход 33 миллионов десятин земли в руки крестьян приведет к потере 250 – 300 миллионов пудов зерна ежегодно. России придется полностью отказаться от экспорта зерна, а значит, от денежных поступлений из-за границы.

Все предки Столыпина принадлежали к поместному дворянству, сам он также был помещиком и владельцем нескольких имений. Естественно было ожидать, что дворянин Столыпин будет отстаивать интересы дворянского сословия. Вместе с тем позицию Столыпина по аграрному вопросу нельзя свести к эгоистической защите узкосословных дворянских интересов. На глазах Столыпина таяло и исчезало благородное сословие, с которым он был крепко связан своим происхождением, воспитанием, родственными связями и родом службы. Вряд ли его могло радовать оскудение дворянства, но тринадцатилетняя служба предводителем дворянства привела Столыпина к печальному выводу, что историческая роль российского дворянства уже сыграна. По крайней мере такое убеждение он выражал, когда покинул должность ковенского предводителя дворянства и стал губернатором. Об этом свидетельствуют всеподданнейшие отчеты саратовского губернатора.

Здесь мы частично возвращаемся к вопросу о том, имел ли Столыпин продуманную программу реформ, когда был призван на пост министра. Владимир Гурко, встретивший провинциала во всеоружии столичного чиновничьего опыта, пренебрежительно говорил, что у Столыпина не имелось целостной программы и он даже не был в курсе вопроса о поземельной общине. В данном случае Гурко совершенно не прав, причем он мог бы убедиться в своей ошибке, если бы взял труд ознакомиться со всеподданнейшими отчетами саратовского губернатора, к которым имел доступ по должности. В этих докладах Столыпин четко и недвусмысленно изложил свои взгляды на аграрный вопрос. В докладах губернатора, который в недавнем прошлом являлся предводителем дворянства, сквозит скептическое отношение к настоящему и будущему благородного сословия. Столыпин понимал, что дворянство уже не является кадровым ресурсом, как это было на протяжении нескольких веков. Он докладывал императору: «В большинстве уездов совсем нет местных дворян, отвечающих требованиям, предъявляемым к земскому начальнику, и желающих служить в этой должности»[259]. Институт земских начальников был учрежден при Александре III с целью усиления дворянского элемента среди местных властей. Земским начальникам были даны широкие полномочия. Проблема состояла только в том, что дворяне даже не смогли в полной мере воспользоваться очередной привилегией. Не только в Саратовской, но и в других губерниях места земских начальников оставались вакантными из-за отсутствия мало-мальски достойных кандидатов среди местных помещиков. Более того, Столыпин докладывал: «В некоторых уездах с большим трудом избираются даже уездные предводители дворянства». Он называет это явление весьма прискорбным, но вынужден констатировать, что помещики не живут в своих имениях.

Все изменилось с той далекой поры, когда прадед Столыпина впервые был избран предводителем Пензенского дворянства. Помещики уже не были хозяевами положения в уездах, да и помещичьи имения быстро уходили из дворянских рук. Статистика свидетельствует, что более 30 тысяч помещиков являлись таковыми только по названию. Их «имения» не превышали 20 десятин, то есть были сравнимы с совокупным земельным наделом одной крестьянской семьи. Что касается крупных землевладельцев, то треть уже не принадлежала к дворянскому сословию, а была главным образом купцами и зажиточными крестьянами[260]. Одной из причин, по которой Столыпин резко отрицательно относился к идее насильственного отчуждения помещичьих земель, было опасение, что эта мера подорвет принцип частной собственности. «Кто же поверит тому, – вопрошал Столыпин, – что, если понадобится со временем отчудить земли крестьян, они не будут отчуждены». По выражению первого министра, передел земель можно было уподобить Тришкиному кафтану, у которого обрезали полы, чтобы сшить рукава.

Столыпин предлагал не нарушать священный принцип частной собственности, а, наоборот, положить его в основание аграрной реформы. После отмены крепостного права в 1861 г. крестьяне получили право пользования, но не владения своими наделами. Господствовала общинная собственность на землю. Выработанный веками общинный уклад являлся удобным способом защиты от всех превратностей сельской жизни: стихийных бедствий, неурожаев, враждебных соседей. В общине существовала круговая порука и взаимовыручка. Если крестьянин умирал, община поддерживала его семью. Когда общинник строил дом, ему всем «миром» оказывали «помочь». За недоимку бедняка отвечала вся деревня. Оборотной стороной общинных порядков было принижение индивидуальной личности перед сельским «миром». Община поддерживала искусственное равенство. Внутри нее нельзя было полностью разориться, но столь же нелегко было разбогатеть.