Геннадий Прашкевич - Брэдбери Страница 77

Вот Эдвард Хиггинс Уайт.135

Опытнейший знающий пилот.

В свое время проходил подготовку в Школе летчиков-испытателей ВВС США на авиабазе Эдвардс, штат Калифорния, там же получил назначение в Отделение авиационных систем на авиабазу Райт-Паттерсон, штат Огайо. Пилотировал тяжелый самолет КС-135, активно использовавшийся для полетов по специальной параболической траектории — для создания кратковременной невесомости. Немаловажная деталь: именно в самолете Уайта готовились к полетам практически все американские астронавты первого набора…

Вот Роджер Брюс Чаффи.136

Молодой авиационный инженер.

Капитан-лейтенант ВМС, — в космосе пока не был, только готовится.

Несомненно, космос принадлежит таким молодым, как Чаффи, думал Брэдбери.

Конечно, он завидовал астронавтам. Жизнь слишком быстро проходит. Похоже, настоящие дела делают парни с настоящим образованием. Сам-то он, конечно, уже никогда ни в каком качестве не попадет не только на Луну, но даже на околоземную орбиту, но…

Закончив черновик, Брэдбери лег спать.

А утром 27 января Мэгги позвала его к телевизору.

Глядя на экран, слушая прерывистую речь диктора, Брэдбери заплакал.

В тот черный день в Хьюстоне в кабине космического корабля «Аполлон-1» при проведении наземных испытаний произошел пожар, в котором погиб весь экипаж «Аполлона» — молодые друзья Рея Брэдбери астронавты Вирджил Гриссом, Эдвард Уайт и Роджер Чаффи.

Последнее, что услышали радиооператоры в Центре управления, — отчаянный крик Чаффи: «Мы горим! Вытащите нас отсюда!»

К сожалению, сложная конструкция замков не позволила астронавтам быстро открыть люк изнутри — все трое погибли в считанные секунды.

Как позже было установлено, причиной катастрофы стало обычное короткое замыкание прямо под креслом Роджера Чаффи — Роджеру так и не довелось побывать в космосе…

«— А вам хотелось бы полететь на Марс? — спросили Рея Брэдбери.

— Вы еще спрашиваете! — воскликнул писатель. — Но, к сожалению, мне уже столько лет, что это давно уже превратилось в несбыточную мечту. Но я хотел бы, чтобы меня хотя бы похоронили на Марсе, — не удержался он от улыбки. — Ведь тогда я навсегда стану первым покойником, зарытым в марсианской почве. Скажем так, мое тщеславие будет утешено. Пусть даже мой прах привезут на Марс в самой обыкновенной консервной банке, я не возражаю. Я рад, что многие миллионы людей представляли планету Марс, читая именно мои рассказы. Признаюсь, до сих пор дети просят автографы, считая меня крутым астронавтом…»

И вот астронавты гибнут.

Действительно настоящие, крутые.

Смерть не дремлет. Смерть помнит о каждом из нас.

Я сейчас вспомнил разговоры с замечательным американским фантастом, с которым мне посчастливилось не раз встречаться — с Робертом Шекли.

Современник Брэдбери, свидетель и активный соучастник той же великой космической эпохи, — высокий, худой, узкое лицо, ничего от рыжей шевелюры, в которой он когда-то красовался на обложках своих первых книг. Несколько резких морщин — вниз от глаз к уголкам рта. Курил беспрерывно, не отказывался от коньяка или водки, а ведь ему было уже под восемьдесят.

— Почему вы так много пишете о смерти, Роберт? — спросил я.

И он ответил:

— Наверное, потому, что это самый интересный момент в жизни.

Раздался Глас средь Тьмы, и грянул Свет,И странные на Свет летели твари,И Землю постепенно заселяли,Ее поля, пустыни и сады.Все это нам с рождения известно,Рукой Огня записаны в крови Семь первых дней,Семь долгих дней творенья…

И вот сейчас мы, дети этих дней,Наследники Восьмого Дня, Дня Бога,Или, верней сказать, Дня Человека,На тающем снегу стоим, и ВремяБушует и под горло подступает…

Но птицы предрассветные поют,И мы по-птичьи расправляем тело,И тянемся к таким далеким звездам —Мы вновь лететь готовы на Огонь.

И в это время Рождества ХристоваМы славим День Восьмой — День Человека,Конец Восьмого Дня — Конец Дня Бога,Все миллионы миллионов лет,Что тянутся от первого восхода,Предел которым наш Исход кладет.

И наше тело — воплощенье Бога —ИзменитсяИ в огненном полетеСольется с ярым солнечным огнем.И на Девятый День взойдет светило,И различим мы в утреннем ознобеЧуть слышный зов далекой новой тверди.И устремимся в новые сады,И в новых землях вновь себя узнаем,И новые пустыни оживим…137

Статья о программе «Аполлон» появилась в журнале «Life» в ноябре 1967 года.

А в следующем году Рей Брэдбери получил за нее высшую награду авиаторов Америки — «The Aviation-Space Writer Robert Ball Memorial Award».

Для получения премии Брэдбери пригласили на мыс Канаверал, но приглашение пришло с запозданием.

— Вы вполне успеете, если сядете в самолет, Рей!

— Нет, никогда! Не могу, — отказывался Брэдбери,

— Но, Рей! Вы не хотите получить такую почетную награду?

— Конечно, хочу, но…

Если уж он испугался лететь в самолете, за штурвалом которого находился сам Джон Гленн, то гражданская авиация… Нет, нет! Брэдбери и на этот раз не поборол страх.

Награду за него пришлось получать редактору Дэвиду Манессу (Devid Maness).

«— Вы никогда не жалели, что родились в XX веке, а не в XXII, например?

— Никогда, — ответил журналисту Рей Брэдбери. — Считаю, я был рожден в правильное время. Когда я родился, в 1920 году, нас еще не окружали так плотно радио и телевидение. О полетах в космос человек только мечтал. Так что, думаю, все сложилось правильно. Может, я и был рожден для того, чтобы придумать и описать многие фантастические вещи.

— Вы часто общаетесь с учеными?

— Меня регулярно приглашают на разные научные конференции, но с учеными мужами мне общаться сложно. У нас разные взгляды на многое. Они почему-то считают меня противоречивым. Однажды меня спросили: “Рей, вы верите в то, что наша Вселенная появилась в результате мощного космического взрыва?” Я ответил, что верю, конечно. “Ага, значит, вы не верите в другое — например, в то, что Землю и все прочее в мире создал Бог?” — “Почему же? — ответил я. — Я и в это верю”. — “Да как же можно верить одновременно и в то и в другое?” — “А вот можно! Никто ведь пока не доказал и не опровергнул все эти утверждения!”