Джордан Белфорт - Волк с Уолл-стрит Страница 78

Пожав плечами, Айк сказал:

— Так пусть Кенни остается, а Дэнни возьмет удар на себя. Комиссии наплевать, кто из них останется, а кто уйдет. Для них главное, чтобы ты навсегда исчез из этого бизнеса. Все, что им нужно, это кинуть жирный кусок прессе, заявив, что они разделались, наконец, с Волком с Уолл-стрит. А потом они успокоятся. Может, будет проще уговорить Дэнни уйти?

— Это не выход из положения, Айк. Кенни дебил! Пойми меня правильно, я люблю этого парня и всякое такое, но это не отменяет того факта, что он неспособен управлять фирмой. Ладно, расскажи мне, что будет, если мы согласимся на условия Комиссии.

Он помолчал несколько секунд, словно собираясь с мыслями, потом заговорил:

— Предположим, тебе удастся уговорить Кенни отойти от дел, тогда вы оба продадите свои акции Дэнни и подпишете постановление суда о пожизненном запрете на брокерскую деятельность. Заплатить штраф может непосредственно фирма, так что вам обоим не придется выложить из собственного кармана ни цента. Потом на фирме появится независимый аудитор, проведет проверку и даст какие-то рекомендации. В этом нет ничего страшного, я сам могу заняться твоим контрольным отделом. Вот и все, дружище. Все очень просто.

И все же мне кажется, ты слишком хорошего мнения о Дэнни. Он, конечно, более смышленый, чем Кенни, но он же почти все время под кайфом. Я знаю, тебе тоже нравится поторчать, но в рабочее время ты этого себе не позволяешь. Кроме того, хорошо это или плохо, на свете есть только один Джордан Белфорт. Членам Комиссии это хорошо известно, особенно Марти Купербергу, который сейчас возглавляет нью-йоркский офис. Вот почему он так упорно хочет вытолкнуть именно тебя из бизнеса. Он может с презрением относиться ко всему тому, что ты собой символизируешь, и все же он воздает тебе должное. Я был на конференции Комиссии во Флориде, и там Ричард Уокер — теперь он второй человек в Вашингтоне — говорил, что нужен целый новый свод законов об операциях с ценными бумагами, чтобы справиться с такими, как Джордан Белфорт. По залу пробежал смешок, да и сказал он это вовсе не в уничижительном тоне, если ты меня правильно понимаешь.

— О да, Айк, — закатил я глаза, — я горжусь этим, по-настоящему горжусь, что уж там! Почему бы тебе не позвонить моей мамочке и не рассказать ей, что говорил обо мне сам Ричард Уокер? Уверен, она будет потрясена, узнав о том, какое трепетное уважение ее сын внушает высшим федеральным копам, контролирующим индустрию ценных бумаг. Веришь ли, Айк, было время, и не так уж давно, когда я был хорошим еврейским мальчиком из хорошей еврейской семьи. Я серьезно. Я был ребенком, который после снегопадов лопатой расчищал от снега подъездные дорожки, чтобы заработать немного денег. Трудно себе представить, но всего пять лет назад я мог войти в ресторан, не притягивая любопытных взглядов.

Я покачал головой, чувствуя себя совершенно растерянным:

— Бог ты мой! Как же, черт подери, я позволил всему этому выйти из-под контроля? Я совсем не этого хотел, когда основывал свою фирму «Стрэттон». Клянусь богом, Айк!

С этими словами я встал с кресла и уставился на Эмпайр-Стейт-билдинг за зеркальным стеклом окна. Не так уж много времени прошло с тех пор, как я впервые попал на Уолл-стрит в качестве ученика биржевого маклера. Я приехал на автобусе — на автобусе! — и в моем кармане оставалось всего-навсего семь долларов. Семь несчастных долларов! Я и теперь помнил то чувство, с которым смотрел на всех остальных пассажиров и думал о том, так ли им горько, как мне, от того, что приходится ехать на автобусе на Манхэттен, чтобы в поте лица зарабатывать на жизнь. Я с жалостью смотрел на старшее поколение, потому что им приходилось сидеть на жестких пластиковых сидениях и вдыхать дым дизельного мотора. Помню, я тогда мысленно поклялся, что никогда не закончу свою жизнь так, как они, что непременно разбогатею и буду жить так, как мне нравится.

Помню, я сошел с автобуса и, глядя на все эти небоскребы, ощутил некоторую робость перед мощью делового центра, хотя вырос всего в нескольких милях от Манхэттена.

Обернувшись, я посмотрел на Айка и с ностальгией в голосе произнес:

— Знаешь, Айк, я никогда не хотел, чтобы все закончилось именно так. Это правда. Когда я открывал свой бизнес, у меня были самые благие намерения. Знаю, теперь это уже не имеет значения, и все же… именно так обстояло дело пять лет назад, — я еще раз покачал головой. — Похоже, правы те, кто говорят, что благими намерениями вымощена дорога в ад. Впрочем, хочу рассказать тебе забавную историю. Помнишь мою первую жену Дениз?

— Она была доброй и красивой женщиной, как и Надин, — кивнул Айк.

— Да, она и сейчас такая. В самом начале, когда я только открывал свою фирму, она вела себя как классическая жена. «Джордан, почему бы тебе не найти нормальную работу с годовым доходом в миллион долларов?» — говорила она. Тогда ее слова казались мне смешными, но теперь я понимаю, что она имела в виду. Понимаешь, Айк, «Стрэттон» — это что-то вроде капища, места поклонения и обожествления. В этом кроется вся его сила. Все эти мальчики смотрят мне в рот. Это и бесило Дениз. Мои ребята боготворили меня, пытаясь превратить меня в того, кем я не был.

Сейчас я это хорошо понимаю, но тогда все было не так ясно. Власть опьяняла меня, от нее невозможно было отказаться. Во всяком случае, я всегда говорил себе, что готов упасть на свой собственный меч и пожертвовать собой ради моих воинов, если до этого дойдет дело, — я пожал плечами и слабо улыбнулся.

— Разумеется, я всегда понимал некоторую излишнюю романтичность подобных мыслей, но именно так я всегда представлял себе, что произойдет, если дела пойдут не так. Если сейчас я выкину белый флаг, возьму деньги и уйду, это будет означать, что я, черт побери, спрятался за их спины, бросил их в беде. Я хочу сказать, что для меня проще всего было бы поступить именно так, как ты говоришь, — подписаться под пожизненным запретом на профессию и наслаждаться жизнью вместе с женой и дочерью. Бог свидетель, у меня хватит денег на десять жизней. Но тогда я, черт возьми, предам моих парней. А я ведь клятвенно обещал каждому из них драться до последнего. Как же я теперь соберу манатки и со свистом улечу из города? И все только потому, что Комиссия позволила мне улизнуть? Айк, я капитан этого корабля, а капитану положено последним покидать мостик, разве не так?

— Совершенно не так, — решительно возразил Айк, качая головой. — Нельзя даже сравнивать кораблекрушение и это твое дело с Комиссией. Посуди сам — подписывая запрет на профессию, ты спасаешь свою фирму. Как бы ловко мы ни мешали расследованию, это не может длиться вечно. Сколько веревочке ни виться… Меньше чем через полгода состоится суд, и жюри присяжных, твоих завистников, не станет с тобой церемониться. А ведь на карту поставлены тысячи рабочих мест и бесчисленное количество семей, финансовое благополучие которых зависит от «Стрэттон». Уйдя из бизнеса, ты спасешь всех, вовсе не только себя самого.