Леонид Аринштейн - Во власти хаоса. Современники о войнах и революциях 1914–1920 Страница 79

В продолжение царствования Императора Николая II мы насчитывали в Берлине трех послов: графа П. А. Шувалова, графа Н. Д. Остен-Сакена и С. Н. Свербеева.

Граф Шувалов был назначен послом еще Александром III. До своего назначения граф был чужд иностранной политике. Он всю свою жизнь провел на военной службе и отличился в русско-турецкой войне 1877–1878 годов. При Царе-Миротворце он командовал гвардейским корпусом. По прибытии в Берлин, он быстро освоился со своим новым положением и вскоре стал любимцем Вильгельма II, которого, помимо выдающегося ума посла, покорили и его военные привычки. Шувалов отличался особенной гибкостью ума и умением лавировать между Сциллой и Харибдой, между петербургским и берлинским Дворами. Так, например, будучи другом князя Бисмарка, он, в то же время, умел сохранить близкие отношения и к Императору. Популярность его в Берлине, особенно в кругах военных, была поистине исключительной. Он называл «своими мальчиками» офицеров наиболее видных германских полков и охотно проводил с ними время за бутылкой вина. Но при этом у него была особенная способность: несмотря на количество выпитого вина, он сохранял полную свежесть ума и всю свою память. Один из любимых его секретарей, г. Бахерахт, впоследствии посланник наш в Швейцарии, рассказал мне по этому поводу следующий эпизод.

Как-то вечером приехал к Шувалову сын князя Бисмарка, граф Герберт Бисмарк, занимавший при отце должность статс-секретаря по иностранным делам. Граф Герберт, так же как и посол, врагом бутылки не был. Конечно, тотчас же была сервирована подобающая закуска и под конец Бисмарк опьянел и наговорил много лишнего, между тем как посол сохранял полное свое сознание. Как только Бисмарк уехал, Шувалов освежил свою голову под краном, а затем, призвав Бахерахта, слово в слово продиктовал ему все слышанное от графа Герберта в виде безукоризненного по форме и содержанию донесения в Петербург.

Когда граф П. А. Шувалов покидал Берлин, будучи назначен Варшавским генерал-губернатором, Император Вильгельм лично явился проводить его на станцию железной дороги и, так как граф имел уже все высшие прусские ордена, подарил ему золотой портсигар с надписью: «Моему дорогому другу». Граф П. А. Шувалов оставил по себе в Берлине наилучшие воспоминания, и время, проведенное им послом в Германии, представляет одну из светлых страниц в истории нашей отечественной дипломатии.

Я уже упоминал о его преемнике, графе Николае Дмитриевиче Остен-Сакене.

Граф Остен-Сакен был сыном знаменитого защитника Одессы и Севастополя и происходил из вполне обрусевшего старинного рода балтийских дворян. Дед его был убит под Лейпцигом, а дядя его – светлейший князь Остен-Сакен – состоял военным генерал-губернатором Парижа в 1815 году. Он был женат на княжне Марии Ильиничне Долгоруковой (княгине Голицыной – по первому мужу).

Графиня вышла замуж чуть ли не в 16 лет. Первый муж ее был настоящим русским барином, несметно богатым, но годился ей в отцы. До своего назначения послом в Мадрид князь Голицын жил в Париже, где супруга его открыла политический салон, постоянными посетителями которого были, между прочим, Гизо и Тьер. Будучи хорошей музыкантшей, она брала уроки у Шопена, о котором она сохранила самую светлую память. Граф Остен-Сакен познакомился со своей будущей супругой в Испании, где он исправлял обязанности второго секретаря при нашем посольстве, и после кончины князя Голицына женился на его вдове. Графиня стала неоценимой поддержкой своему мужу. Она пользовалась при Дворе совершенно особым положением и была на «ты» с некоторыми из наших Великих Княгинь. При встрече с ней Царь неизменно почтительно целовал ей руку. В своей частной жизни графиня была необычайно проста и приветлива. Доброта ее была беспредельна, и она проявляла ее по отношению не только к нам, чинам посольства, но и к последнему из посольской прислуги. Понятно, что мы все ее боготворили и относились к ней, как к нашей второй матери.

Граф Остен-Сакен был послом в Берлине до своей кончины, последовавшей в 1912 году. Хотя он и являлся дипломатом старой школы, но он вполне освоился с новыми течениями и был выдающимся послом на скользкой берлинской почве. Среди бесконечных, никакими серьезными соображениями не вызываемых, постоянных изменений нашей внешней политики в царствование Императора Николая II, принужденный выступать вечно в роли тушителя искр, которые ежеминутно загорались и угрожали превратиться в пожар из-за невоздержанности Кайзера и бесхарактерности нашего монарха, граф постоянно оказывался на высоте своего положения и заслужил себе глубокое уважение, как со стороны берлинского Двора, так и со стороны общественных и политических кругов германской столицы. С покойным графом сошел в могилу один из крупнейших наших дипломатов, безгранично преданный своей родине, незаменимый знаток Германии, один из последних могикан когда-то столь славного нашего дипломатического ведомства…

Графу Остен-Сакену наследовал С. Н. Свербеев. Большую часть своей службы новый посол провел в Вене в качестве второго и первого секретаря, а затем и советника посольства. Пробыв всего около двух лет посланником в Афинах, он был призван заместить графа Остен-Сакена на трудном берлинском посту. Он был неглупым и, несомненно, глубоко порядочным человеком. Своим назначением он был всецело обязан своей дружбе с Сазоновым. Говорят, что, являясь ему в качестве посла, он официально сказал ему с глубоким поклоном: «Имею честь представиться Вашему Высокопревосходительству», – и тут же прибавил: «Сережа, неужели ты никого более подходящего для Берлина не подыскал…» Естественно, что отношения Императора Вильгельма к новому послу стали не теми, как к покойному графу Остен-Сакену.

Летом 1914 года Свербеев был в отпуске и вернулся лишь за несколько дней до объявления войны. «У вас тут, кажется, неважно», – сказал он советнику Броневскому.

Семь дней спустя Германским Правительством ему вручен был паспорт…

В Париже особу Государя представляли последовательно барон А. П. Моренгейм, А. И. Нелидов и А. П. Извольский…

В Лондоне Россия в царствование Императора Николая II представлена была двумя послами – бароном Сталем и графом Бенкендорфом.

Первый из них, чрезвычайно популярный на берегах Темзы, отличался осторожностью и, принадлежа к школе Н. К. Гирса, прежде всего всячески старался избегать осложнений. Он оказал, несомненно, крупные услуги России, особенно в 1885–1886 гг., когда англо-русские отношения стали натянутыми.

Преемник его, граф Бенкендорф, по справедливости должен быть отнесен к плеяде наших наиболее крупных заграничных представителей. Немецкого происхождения и католического вероисповедания, находящийся в близком родстве с родовитым германским дворянством (сестра его была замужем за князем Гацфельдом, герцогом Трахенбергским), граф Бенкендорф был, тем не менее, русским до мозга костей и убежденным славянофилом. Говорят, он пролил слезу, узнав о решении Сазонова принудить черногорцев эвакуировать Скутари (1913 год). Сербия находила в нем влиятельного защитника своих интересов, и Бенкендорф во многом способствовал тому, что славянские интересы стали находить отклик и в Лондоне…