Валерий Шубинский - Азеф Страница 79

Другим серьезным делом группы Карла стало убийство 27 декабря главного военного прокурора России В. П. Павлова «неизвестным, одетым в матросскую форму» (Николаем Егоровым). Наконец, уже 17 января был убит начальник петербургской временной тюрьмы Гудима.

Герасимов смог получить от отпускника Азефа только одну информацию об этой группе — псевдоним (не фамилию) ее главы.

«…Он сообщил мне, что она не подчинена Центральному Комитету партии социалистов-революционеров, а действует, поддерживая связи с местными комитетами, на свой страх и риск, и что ему, Азефу, собрать о ней сведения очень трудно, так как это может навлечь на него подозрения»[224].

Обычная азефовская отговорка. Что бы кто ни говорил, двойная игра продолжалась.

На самом деле к концу года группа Карла была принята, так сказать, «на баланс» центральной организации, несмотря на сопротивление Савинкова, который утверждал, что Карл только «компрометирует террор» и «легкомысленно подводит людей под виселицу». Николаевский считает, что за протестами Савинкова стоял Азеф. Может быть, и так. Но ведь от своего ближайшего сподвижника он легко мог бы получить чуть более подробную информацию о Летучем боевом отряде и предоставить ее Герасимову. Однако он не торопился. Почему? Хотел, чтобы охранка увидела, что упразднение центральной БО ничего не гарантирует и ни от чего не защищает?[225]

Еще одна группа была создана с санкции Савинкова во главе с Бэлой. Туда вошел и капитан Никитенко. Это был скорее учебный отряд для молодых террористов. Тем не менее ему поручили важное дело — убийство градоначальника фон дер Лауница. Бэла и Никитенко, естественно, справиться с этим делом не смогли. В отличие от вольных стрелков Карла они действовали по азефовским шаблонам, но без всякого результата. Несколько раз назначалось покушение, техник Валентина Попова с риском для жизни заряжала и разряжала заряды, а Лауниц по намеченному маршруту не проезжал. В конце концов покушение было передано основной боевой группе Зильберберга. На этом история отдельной группы Бэлы завершилась.

Центральный боевой отряд продолжал — по старому сценарию — слежку за Столыпиным. Теперь к нему прибавился и Лауниц. Заодно зачем-то следили за отставником Дурново.

Наконец день был выбран. Столыпин и Лауниц должны были 21 декабря (3 января) присутствовать на открытии клиники Института экспериментальной медицины на Петербургской стороне. От метательных снарядов Зильберберг и его команда решили отказаться, вернувшись (как и отряд Карла) к старому доброму огнестрельному оружию.

В Столыпина должен был стрелять Сулятицкий, в Лауница — Кудрявцев. Последний особенно настаивал на своей кандидатуре. Дело в том, что на его счету было неудачное покушение на Лауница: будучи тамбовским губернатором, тот с необычной жесткостью подавил крестьянские выступления. По заданию местной эсеровской организации Кудрявцев должен был убить Лауница, а Спиридонова — его помощника Луженовского. У нее вышло, а выстрел Кудрявцева был неудачен; ему удалось уйти — но он был маниакально озабочен тем, чтобы довести до конца именно это дело.

Накануне о готовящемся покушении (но не о его месте и времени) стало известно Герасимову, и он предупредил Столыпина и Лауница. Премьер решил до выяснения обстановки не покидать Зимнего дворца, а градоначальник только брезгливо поморщился: «Меня защитят русские люди!»

Неуместная смелость Лауница объяснялась его политическим антагонизмом с Герасимовым и Столыпиным. Лауниц был бешеным, свирепым, непримиримым черносотенцем. Достаточно сказать, что он выплатил личную премию «террористам справа» — убийцам кадета М. Я. Герценштейна. Герасимов и Столыпин, чьей подлинной опорой и единомышленниками являлись октябристы, вынуждены были терпеть черносотенцев как навязанных царем полусоюзников, но в душе ненавидели и презирали их, особенно их правое крыло, «дубровинцев». О степени этого презрения хорошо говорит следующий колоритный эпизод из воспоминаний Герасимова. Однажды вожди правого, внепарламентского крыла Союза русского народа, Дубровин и иеромонах Илиодор, попросили Герасимова обеспечить размещение в Петербурге делегации «истинно русских людей» из Поволжья.

«Я отвел для них несколько свободных камер при Охранном отделении и за счет отделения кормил их. Помню, мне было жалко отпустить им рацион в размере, обычно отпускаемом арестованным: для последних брали обед в ресторане по 1 рублю на человека; для членов этой делегации я ассигновал по 30 копеек на харчи»[226].

Естественно, это отношение было взаимным. Истинно русский человек фон дер Лауниц брезговал пользоваться охраной гнилых либералов и жидовских прихвостней и внимать их предупреждениям. И поплатился.

Сулятицкий и Кудрявцев в смокингах явились на освящение больницы. Сулятицкий, видя, что его «объекта» нет на месте, сразу ретировался, а Кудрявцев со всеми отстоял молебен и, когда публика двинулась в банкетную залу, на лестнице тремя выстрелами убил Лауница, а потом застрелился.

Экспериментальная медицина пришла на помощь полиции. Голову террориста заспиртовали и выставили на опознание. Тщетно. Его имя стало известно департаменту уже позже, от Азефа.

А что же Азеф? Он как раз из Мюнхена отправился к теплому морю. Герасимов спешно связался со своим агентом, и он дал «наводку». Очень простую — адрес «Отеля туристов».

Дальше все было просто.

В отель не пускали посторонних: говорили, что все номера заняты. Но однажды поздним вечером в конце января в ворота отеля постучались заблудившиеся лыжники, трогательная юная парочка, и попросились переночевать. Швейцар доложил Зильбербергу — и тот сжалился над юношей и девушкой. За завтраком они рассказывали смешные истории из студенческой жизни (он — про Петербургский университет, она — про Бестужевские курсы); потом оказалось, что оба прекрасно играют на гитаре, поют, танцуют. Парочка внесла оживление в суровые будни революционеров. Вместо одной ночи «студент и курсистка» (лучшие из агентов Герасимова), к общему удовольствию, остались в отеле на три дня, успев не только запомнить приметы всех постояльцев, но и завербовать швейцара и горничную.

По указанным приметам на Финляндском вокзале в Петербурге через несколько дней были арестованы два человека. Развеселые агенты и завербованные служители отеля опознали их.

Это были Зильберберг и Сулятицкий.

Швейцар и горничная опознали и голову Кудрявцева — да, этот человек тоже жил в отеле. Это было достаточной уликой.