Анонимный автор - Житие преподобного Паисия Святогорца Страница 8

На работу в поле Арсений всегда брал с собой чтение – житие какого-нибудь святого. Он успевал читать даже по дороге, а в поле то и дело останавливался и читал. Некоторые крестьяне, работавшие на соседних участках, подшучивали над ним:

– Эй, Арсений, когда уже работать начнёшь?

– Ничего-ничего, поработаем!.. – отвечал он.

– Когда поработаем-то? Ты два часа уже в книжку уткнулся и бездельничаешь!

Но у Арсения работа горела в руках, и он успевал сделать многое.

Часто вместе с другими юношами он пас лошадей на общих пастбищах. Там Арсений находил удобный момент, собирал ребят и читал им отрывки из Нового Завета или своими словами пересказывал им жития святых. Читал и рассказывал он настолько выразительно, что все слушали затаив дыхание, словно своими глазами наблюдая священные события, о которых шла речь. Однако настоящей живой проповедью были не столько слова, сколько поступки Арсения. Он успевал везде: бежал наперерез лошадям, когда те шли в сторону засеянного поля, вызывался привезти всем воды, делал всё возможное, чтобы помочь другим. Когда ребята, возвращаясь с пастбища, собирали по пути дрова на чьих-то придорожных участках, Арсений не давал им этого делать и говорил: «Если нужны дрова, пойдёмте в лес и нарубим. Конечно, пока их принесём, устанем немножко. Но уж лучше притомиться, чем сделать несправедливость и утащить чужие дрова».

В те годы сельские жители по ночам охраняли свои посевы. Арсений тоже сторожил по ночам отцовскую бахчу с дынями. Он ходил сторожить с радостью, потому что находил благоприятную возможность молиться в ночной тишине и безмолвии. Видя, что кто-то идёт мимо бахчи, Арсений срывал дыню и давал прохожему. Напротив бахчи жил один бедный штукатур, у которого было десять детей. Каждый день Арсений давал им несколько дынь. А утром, перед тем, как уйти домой, он срывал несколько дынь и клал их на обочине – для прохожих. Родные недоумевали, видя, что каждый день дынь на бахче всё меньше и меньше, но Арсений их успокаивал: «Не волнуйтесь вы так… Ну, бывает, что угощу кого-нибудь дынькой-другой». Но однажды на бахчу заявились итальянские солдаты. Они стали по-хозяйски выбирать себе дыни и хотели сорвать самые большие – те, что были оставлены на семена. Арсений не подпустил их к этим дыням и смело сказал: «Эти дыни мы оставили на семена, я вам их не дам. Если хотите – сорвите другие». Один из итальянцев разозлился и замахнулся на Арсения плёткой. Арсений спокойно протянул руку к плётке, пощупал её, якобы с интересом изучая, и сказал итальянцу: «Buona! Отличная плётка, сеньор!» Итальянцы расхохотались и ушли, так ничего и не взяв.

Духовное делание

В 1940 году на фронте был убит муж одной из сестёр Арсения. Она осталась вдовой с двумя маленькими девочками на руках. Два года подряд Арсений каждый вечер приходил к ним в дом, сидел с ними и как мог пытался утешить их боль. Также Арсений дружил с одним ребёнком-инвалидом, родители которого, стыдясь, что он не такой, как все, совсем не выводили его из дома. Арсений часто забирал мальчика и гулял с ним по Конице. Потом он говорил, что этот ребёнок занимал в его сердце самое почётное место.

Также Арсений сдружился с двумя юношами, которые тоже хотели стать монахами.[51] Взаимное общение было на пользу каждому из них. Часто трое друзей вместе совершали вечерню в церковке святой Варвары. Иногда они пешком шли восемь часов до местечка Моноде́ндри,[52] в монастырь святого пророка Илии, где тогда подвизался благоговейнейший старец – отец Иаков (Валоди́мос).[53]

Однажды, когда друзья пришли туда на Божественную Литургию, нестарая ещё женщина, вся в чёрном, встала совсем рядом с Арсением и пристально глядела на него, постоянно осеняя себя крестным знамением. «Что же это за человек такой! – возмущался про себя Арсений. – Ну что она на меня так глазеет?!» Как только Литургия закончилась, эта женщина пригласила друзей в свой дом. Оказалось, что Арсений очень похож на её сына, на которого только что пришла похоронка с фронта. Потом преподобный старец вспоминал, что, когда женщина рассказывала ему о своём горе, ему «стало тошно от самого себя». После этого случая он принял решение больше никогда не принимать помыслы осуждения.

Однако прошло немного времени – и Арсений впал в осуждение вновь. Один из его братьев, воевавший на фронте, прислал в дар бедному храму святых апостолов в Нижней Конице два бочонка оливкового масла, договорившись об этом с кем-то из офицеров. Арсений об этом не знал. И поэтому, когда в дом пришло письменное напоминание из полка, в котором служил брат, с просьбой прислать пустые бочонки обратно, Арсений стал переживать, что брат украл масло с полкового склада, что это стало известно и бочонки назад требуют по этой причине. Арсений написал брату гневное письмо и получил такой ответ: «А вот куда я дел бочонки, спроси в нижней церкви, у пономаря». После этого урока Арсений принял уже «крепкое и окончательное» решение никого больше не осуждать. «Ну уж на этом – точка, – сказал он себе. – Ты ведь человек с духовным косоглазием, потому всё тебе и представляется криво и вверх тормашками. Гляди лучше за собой и постарайся стать приличным человеком».

Постоянный анализ своих помыслов и поступков был основным духовным деланием Арсения. Испытывать себя он начал очень рано, с самого детства следя за своими помыслами, пожеланиями, словами и делами. Кроме этого, Арсений привыкал каждый вечер анализировать и оценивать прожитый день. Если он понимал, что сегодня был в отношении чего-то недостаточно внимателен, то назавтра обращал на этот недочёт особое внимание. Так он тщательно следил за своим духовным развитием. «Анализ самого себя, – говорил он позже, – это самый полезный из анализов на свете».

Радость жертвы

Война с итальянцами закончилась, и началась немецкая оккупация.[54] Пока организовывалось движение Национального сопротивления, братья Арсения вернулись в Коницу. Все вместе они стали работать в полях. Арсений делал всё от него зависящее, чтобы хоть чем-то облегчить их труд. Однажды вечером они решили, что с рассветом пойдут вместе в поле, потому что работа не терпела отлагательств. Но тут пришёл сосед и позвал братьев в гости, на пирушку. Братья ушли. Пирушка оказалась столь шумной, что Арсений не мог уснуть. Он ушёл спать в подвал, где хранилась солома. При этом у него даже не было помысла, что раз братья пошли на вечеринку к соседу, то и у него есть право пойти «в гости» к святой Варваре и устроить там «духовный пир», а работа может и подождать. При первых лучах солнца он один отправился в поле. «Надо торопиться, – думал он, – кто знает, до которого часа они проспят». В тот день Арсений работал за троих, и это было запредельно тяжело. Однако он работал и за себя, и за братьев от всего сердца и оттого чувствовал необыкновенную радость.

Да и не только силами Арсений готов был пожертвовать ради своих братьев и сестёр, но и самой жизнью. В начале июня 1941 года, в день, когда оккупационные части немецкой армии вошли в Коницу, два брата Арсения спустились в долину – окучивать кукурузу. Тут в город пришла срочная телеграмма, что немцы скоро войдут в город и что в уже занятых городах и сёлах они сжигают дома и убивают людей. Все жители стали срочно собирать вещи, чтобы схорониться от захватчиков в неприступных горных местах, а Арсений решил срочно бежать в долину и предупредить братьев. Мать не пускала его, потому что все вокруг кричали: «Старшим твоим и так уже конец, Евлогия! Не пускай никуда Арсения, пусть хоть он тебе живым останется!» Но Арсений, никого не слушая, со всех ног побежал вниз. В спешке он плохо завязал шнурки, и, когда бежал через заболоченный луг, ботинки остались в глине. Не останавливаясь ни на секунду, Арсений босиком побежал дальше. Целый час он бежал по каменистому руслу пересохшей реки, заросшему колючками и чертополохом. Когда он добежал до поля, где трудились братья, его босые ноги были сбиты и изранены до мяса. Он только успел крикнуть братьям: «Немцы идут!..» – и они тут же увидели появившихся на дороге немецких солдат с автоматами. «Продолжайте окучивать, – прошептал Арсений братьям, – а я буду делать вид, что пропалываю». Немцы молча прошли мимо, даже не поглядев в их сторону. Только когда они скрылись, Арсений посмотрел на свои ноги и увидел, что они окровавлены и на них нет живого места. До этого момента о ногах он даже не думал и боли не чувствовал. Потом он вспоминал: «Знаете, какая меня переполняла радость, когда я бежал? Это была радость жертвы. А если бы я пожалел ноги и не побежал, и моих братьев убили бы или покалечили, то потом меня мучила бы совесть, что я пожалел не родных братьев, а свои пятки».

Страдания и опасности. 1944–1948 годы

В октябре 1944 года немецких оккупантов прогнали за границы Греции. Однако тяжёлые испытания, выпавшие на долю греческого народа, на этом не закончились. Отдельные стычки и столкновения, случавшиеся во время оккупации между разными освободительными движениями, после ухода немцев разгорелись в самую настоящую гражданскую войну. При немецкой оккупации братья Арсения воевали в партизанском отряде Зе́рваса.[55] Там они остались и после октября сорок четвёртого, только воевали теперь против многочисленного ополчения коммунистов.[56] Арсений всё ещё оставался в отеческом доме. Часто его положение было опасным, потому что коммунисты, зная, что его братья воюют против них у Зерваса, всегда имели его заложником и могли его убить.