Борис Костин - Симеон Полоцкий Страница 8

В редкий день многомесячного пребывания в Полоцке царь не заглядывал в келью монаха Симеона, где велись душеполезные беседы, в которых прозвучали «Стихи на счастливое возвращение его милости царя из-под Риги».

Побывал Алексей Михайлович и на одной из декламаций, устроенной в его честь учениками братской школы. Отроки и на сей раз не оплошали.

Придеше, вся верный, восплещем руками,Се Бог Господь показа милость си над нами,Возврати царя здрава и чесна повсюду,Стерта врагом их выя горделиву люду.…Венц Бог в России, якобы на небеМаестат вечный зготовал для себе.Россия завше з Богом пребывает,Бо на престолах Бога в церквах мает.

Твердо можно сказать, что Симеон был в курсе событий Ливонской войны, об этом говорит и его стихотворение «Приветствие на взятие Дерпта[42]». Тонкий психолог, монах Симеон остро чувствовал, что неудачный военный поход терзает ум и душу российского самодержца, для которого взятие Дерпта являлось слабым утешением. Но Симеон выстроил декламацию и стихотворение таким образом, чтобы избавить Алексея Михайловича от пораженческого настроения. И следует признать, что это ему удалось. Царь-полководец, представленный в виршах Симеона, вовсе не неудачник, а боец, готовый к новым ратным подвигам. И не только к ним. Симеон зрел в российском самодержце подлинного освободителя, истинного радетеля Православия и поборника справедливости и добра.

Симеон напишет еще целый ряд панегирических стихотворений в честь Алексея Михайловича, в которых библейские сюжеты будут соседствовать с заимствованиями из древнегреческой и древнеримской истории. Не резало слух и смешение персонажей из различных эпох и сказаний – напротив, царь дивился обширности познаний монаха Симеона и возможно уже тогда у него зародилась мысль пригласить того в Москву.

Известно, сколь трепетно и нежно Алексей Михайлович относился к своей родне, особенно к сестрам, которым почти регулярно посылал весточки с театра военных действий. Но царица Мария Ильинична, вне всяких сомнений, его самая прочная сердечная привязанность. Алексей Михайлович бесконечно обожал супругу, которая одарила его многими детушками, и неизменно посылал ей гостинцы и подарки. Кто из придворных первым озвучил Марии Ильиничне стихотворение, посвященное ей Симеоном, покрыто тайной. Да и была ли в том надобность? Дело-то сугубо интимное, личное! Вероятно, первым чтецом-декламатором был все-таки сам Алексей Михайлович.

Две Бог светиле велие на небе,Две созда в Руси, – с государем тебе,Царице наша, бы мир просвешчати,Як луна з слонцем светло исправляти.…Свет диадимы тебе украшает,Россиа тебе лепотою знает.

Разве кому-нибудь из окружения российского самодержца такое было дано! Образный стих пиита Симеона из Полоцка действовал словно бальзам на душу венценосных супругов и, без сомнения, стихи проторили дорогу не только к их сердцам, но и в саму Первопрестольную. Не остался без внимания и наследник престола царевич Алексей Алексеевич, в котором «надежду все мы полагаем». Симеон умел угождать, и его поэтический дар задолго до прибытия в Москву подготовил благодатную почву.

Алексей Михайлович был наделен от природы завидной наблюдательностью и «встретил в Полоцке формы жизни более утонченные и развитые, чем в Москве».

В беседах до первых петухов, в которых частенько принимал участие настоятель Богоявленского монастыря Игнатий Иевлиевич, выяснилось удручающее положение монастыря и братской школы. Назвать Алексея Михайловича прижимистым не поворачивается язык. От назойливых просьб прихлебателей он либо отмахивался, либо отделывался небольшими подачками. Но на дело святое, христианское царь жертвовал со всей широтой души.

Почти сразу же по возвращению в Москву после длительного похода Алексей Михайлович распорядился: чудотворную икону Богородицы, которая находилась в Богоявленском соборе, доставить в Первопрестольную. По сему случаю Симеон сочинил вирши «Априль 27. Взенто образ Насвентшэй Богородзицы з Полоцка до Москвы». В поэтических строфах – и боль расставания с иконой, и опасения за драгоценную реликвию, намоленную веками. «Воскую град сей ы его гражданы оставляешь в сиротве, без обраны?» – вопрошает монах Симеон. Но царь был предусмотрителен, и драгоценный для града Полоцка святой образ Богородицы был благополучно доставлен в Москву.

«Собрание грамот относительно Полоцка» свидетельствует, что с этого времени в особенности начинают изливаться многочисленные милости его царского величества на жителей Полоцка и, преимущественно, на братию Богоявленского монастыря.

Прочтем одно из многих писем игумена Игнатия Иевлиевича.

«…В Полоцком уезде над рекой Улою, небольшая отчина никому не отдана… а теми сельцами двоими, да тремя деревеньками ныне владеют Твои государевы окольничий и воевода князь Дмитрий Алексеевич Долгоруков, с товарищи. Смилосердствуйся Государь Царь… пожалуй нас нищих своих богомольцев… вели Государь теми сельцами да деревеньками нам владеть… со всякими угодьями». Резолюция Алексея Михайловича от 15 июля 1656 года гласила: «Повелеваю пожаловать те села и деревеньки и отдать в Полоцкий Богоявленский монастырь в отчину».

31 марта 1659 года древний Полоцк, изрядно истосковавшийся по своей реликвии, торжественно встречал икону Богородицы Полоцкой. Изумлению полочан, вышедших навстречу посланцам Москвы, не было предела, когда светлый образ предстал перед их очами. Мартовское солнце заиграло на драгоценных каменьях, которыми была усыпана икона. Небесный лик Богоматери излучал благолепие и безмерную радость. Монах Симеон, не сдерживая чувств, молвил слово, за которым восемь отроков произнесли хвалу.

На следующий день в Софийском соборе состоялась торжественная литургия и те же самые отрочата продекламировали вирши дидаскала Симеона, которые были пронизаны молитвенным обращением к Богоматери и неземной радостью о возвращении «в жилище свое».

Воста Соломон с престола своего,Егда приеде к нему мати его.Одесную си изволил ей датиПрестол достоин, да почтится мати.Наш же Соломон царь благочестивый,Богородицу чтите зело тщивый,Яко всех матерь, егда образ еяУзре во граде державы своея…

Торжества прошли, рассеялся аромат ладана, которым, казалось, был окутан весь Полоцк, и жизнь братчиков возвратилась в свое прежнее русло. Нежданно-негаданно после Рождества Христова 1660 года в Богоявленский монастырь нагрянул посланец из Москвы с царским указом, смысл которого был краток: «не мешкая, архимандриту с братией отправиться в дорогу». Царская воля ни в кои веки обжалованию не подлежала.

Мы, однако, не обнаружим в повелении российского самодержца имени монаха Симеона. Скорее всего, гонец, пожаловавший из Москвы, передал на словах личную просьбу Алексея Михайловича, памятливого на людей неординарных.

В своих записках И. Иевлиевич вспоминал об отъезде из Полоцка: «Выехал… с братией и сослужебниками на девяти подводах». Дидаскал Симеон вез с собой двенадцать отроков, которым предстояло выступить с декламациями перед царем и московской знатью.

Глава VI. Столичные смотрины

Оставив аз отечество, сродных удалихся Вашей царской милости волею вручися.

Как водится на Руси, полочане, помолясь, тронулись в путь. От Полоцка до Москвы верст шестьсот с гаком. Да еще и в январский мороз, а порой и в слякоть. Только вот на непогоду и холода братчики внимания не обращали. С первыми звуками наддужных колокольчиков каждый из них оказался в небывалом водовороте чувств. Ведь ехали не на масляную неделю в Витебск или Лепель, отстоявших в нескольких часах езды от Полоцка, а надолго в Москву, где, сказывали, сорок сороков церквей и где на троне восседает самодержец российский, сердечной доброте которого монастырь был несказанно обязан.

Дорога на Москву была далеко не безопасной. На ней попеременке хозяйничали волки, чье завывание вводило в страх отроков, и разбойники, которых не смущали ни боярские шапки, ни монашеские рясы. С молитвою «Боже, сохрани и обереги!» Игнатий Иевлиевич и монах Симеон с братчиками благополучно добрались до Первопрестольной.

Какой же Москва предстала перед их взорами?

Государев город или Город-государь земли Русской – так величали Москву в описываемое время. Изрядно настрадавшаяся от вражеских набегов, которые не оставляли порой камня на камне, испепеленная огненными стихиями, которые со зловредным постоянством бушевали на улицах и площадях, вдосталь испившая горечь потерь от моровых поветрий, Москва, словно легендарная птица Феникс, восставала из руин и открещивалась от напастей.

Вот они, знаменитые семь холмов, на которых раскинулся столичный град. Им Москва была обязана образным сравнением с Римом. Вот Иван Великий, величественная колокольня и одновременно наблюдательная вышка, вот маковки восьмого чуда света – собора Василия Блаженного. Взгляд скользит по мощным крепостным стенам Кремля. В них бойницы с торчащими жерлами пушек, укрытия – деревянный навес.