Василий Катанян - Лиля Брик. Жизнь Страница 8

Маяковский ухаживал за Лилей бурно, безоглядно. Ему нравилось и то, что перед ним была дама, женщина другого круга — элегантная, умная, воспитанная, до конца непознаваемая, с прекрасными манерами, интересными знакомыми и лишенная всяких предрассудков. Когда ей хотелось, то «светскость» она приглушала ироничной бо — гемностью: и эксцентричными клетчатыми чулками, и расписной шалью с лисьим хвостом, и варварскими украшениями — смотря по настроению. Непредсказуемость была у нее в крови. Она была начитана не меньше Бурлюка, который был для него авторитетом, и в дальнейшем таким же авторитетом станет для него Лиля.

Они ездили на острова, ходили гулять по Невскому — двое молодых и красивых, она меняла яркие шелковые шляпы, которые тогда были в моде, он же при бабочке и с тростью. Она заказала ему элегантную одежду и послала его к дантисту, ибо зубы его с юных лет были не в лучшем состоянии. Узнав об этом, Сонка запоздало взревновала, ибо нравился он ей с теми зубами, что были у него раньше, и то, что Лиля сумела преобразить его, вызывало в ней досаду.

Однажды они гуляли возле порта, и Лиля удивилась, что у кораблей из труб не идет дым.

Они не смеют дымить в вашем присутствии.

Они встречались каждый день и стали неразлучны, мо его чувства доминировали. Лиля же была спокойнее и умела держать его на расстоянии, от которого он сходил i ума. Она любила его, но не без памяти. Он скоро стал нить ее Лилей и на «ты», а она долго обращалась к нему ни «вы» и звала по имени и отчеству, соблюдая «пафос дистанции». Она была то нежна с ним, то отчужденно — холодна, и Маяковскому казалось, что Лиля околдовала его, вселила в него безумие. Он отвечал на все ее перепады отчаянием и стихами, которые приводили ее в восторг:

…и крики в строчки выгранивал уже наполовину сумасшедший ювелир.

Его ревность перемежалась с постоянными разговорами о самоубийстве. «В 16-м году рано утром меня разбудил телефонный звонок.

Глухой, тихий голос Маяковского: «Я стреляюсь, прощай, Лилик». Я крикнула: «Подожди меня», — что-то накинула поверх халата, скатилась с лестницы, умоляла, гнала, била извозчика в спину. Маяковский открыл мне дверь, на его столе лежал пистолет. Он сказал: «Стрелялся, осечка, второй раз не решился, ждал тебя». Я была в неописуемом ужасе, не могла прийти в себя. Мы пошли на Жуковскую, и он заставил меня играть с ним в гусарский преферанс. Мы резались бешено, он забивал меня темпераментом, обессиливал непрерывной декламацией Ахматовой:

Что сделал с тобой любимый,

Что сделал любимый твой!»

В 1956 году их общий друг Роман Якобсон напомнил ЛЮ разговор в двадцатом году. «Я не представляю Володю старым, в морщинах», — сказал Якобсон, на что она ответила тогда: «Он ни за что не будет старым, обязательно застрелится».

«Но ведь осечка случается не каждый раз, — продолжала она. — И в тридцатом году, перед тем как стреляться, он вынул обойму из пистолета и оставил только один патрон в стволе. Зная его, я убеждена, что он доверился судьбе, думал — если не судьба, опять будет осечка и он поживет еще».

Но пока на дворе 1915 год. Маяковский переехал на Надеждинскую улицу, чтобы быть поближе к Лиле. Незадолго до этого они сфотографировались — она в шляпе, которая сегодня придает ей старомодность, и Маяковский в кепи, при бабочке — «красивый двадцатидвухлетний». Он склоняется к ней, на многих фотографиях он будет клониться к ее голове или смотреть на нее.

Флоты — и то стекаются к гавани.

Поезд — и то к вокзалу гонит.

Ну, а меня к тебе и подавней

я же люблю! — тянет и клонит.

Конечно, Брик не мог не догадываться об их отношениях, хотя поначалу встречи проходили скрытно: Владимир Владимирович приглашал ее в дом свиданий, ему нравилась эта необычная обстановка, красный штоф, позолота и зеркала… Возможно, Лиля все же надеялась наладить с Осей жизнь, которая «рас-пол-злась» не по ее желанию. И приходилось скрывать встречи, приходилось учить Маяковского хранить тайны, которые он не умел хранить. Но никто из троих не говорил на эту тему, ибо Лиля наложила запрет на выяснение отношений. А ее решение было непререкаемо и для Брика, и для Маяковского. Всегда. «Почему лошади никогда не кончают с собой? Потому что они не выясняют отношений», — повторял Маяковский ее слова.

Впрочем, Осип Максимович не ревновал. Может быть, оттого, что чувствовал именно себя виноватым в том, что их личная жизнь распалась, что он охладел к жене. Но Маяковский, похоже, не мог взять этого в толк, не мог до конца поверить и — мучился. Особенно его смущало, что Брики продолжали жить вдвоем в одной квартире.

Если вдруг подкрасться к двери спаленной, перекрестить над вами стёганное одеялово, знаю —

запахнет шерстью паленной и серой издымится мясо дьявола.

Итак, в первый же день знакомства, узнав, что «Однако» никто не хочет издавать, Брик возмутился и спросил, сколько будет стоить издание. Маяковский не знал.

Тогда Осип Максимович послал его в соседнюю типографию выяснить. «Видно, что это настоящий художник, он не приучен просить», — заметил Брик. Оказалось, что 150 рублей и можно в рассрочку. Брик дал ему аванс, и таким образом поэма с жестокими цензурными изъятиями впервые увидела свет. А затем он сказал поэту, что будет покупать у него построчно его сочинения для последующих изданий. Он повесил в комнате простую некрашеную полку и сказал, что на ней будут стоять все футуристические книги Маяковского. Первым появилось ярко-оранжевое «Облако». Лиля свой экземпляр переплела у самого дорогого переплетчика в шевро, на ярко-белой муаровой подкладке.

До этого равнодушная к поэзии, она с восторгом слушала стихи поэта (это теперь их называют «ранними», а тогда они были современными). Маяковского удивляло, что Лиля все понимала в них и что ее восхищала и новая форма, и необычная лексика. Иногда уж очень сложные на первый взгляд строки он ей пояснял. «То, что может понять каждый дурак, меня не интересует», — повторял он при этом выражение Уильяма Блейка, услышанное от Бурлюка. И то, что Лиля любила не только его, но и его стихи, страшно волновало его всю жизнь.

С 1915 года, с тех пор как в ее квартирке на улице Жуковского в Петрограде появился Маяковский, жизнь Лили Юрьевны оказалась навеки связанной с литературой. Судьба подарила ей встречи с выдающимися литераторами нашего века, — правда, зачастую это была не судьба, а неотразимое обаяние ее незаурядной личности. Маяковский привел в дом своих друзей-литераторов — Пастернака, Шкловского, Каменского, Хлебникова, Бурлюка. ЛЮ рассказывала: «Бурлюк пришел к нам, поздоровался и сказал: «Встаньте, пожалуйста, под лампу, так, повернитесь», — и остался очень доволен осмотром».