Ираклий Квирикадзе - Мальчик, идущий за дикой уткой Страница 8

Потом пошла в огород и стала рожать меня среди зеленых кочанов капусты, – закончил Лука.

Фотографии 7, 8, 9, 10

Христофор Колумб открыл Америку. Магеллан совершил кругосветное плавание. Амундсен первым оказался на Северном полюсе (если я не ошибаюсь). Ни с одним из этих великих путешественников я не был знаком. Но зато я знал других великих…

Поль Данилю, муж моей тети Маргуны, был праправнук наполеоновского артиллериста, попавшего в плен под Смоленском. В Анаре Поль Данилю имел прозвище “Дарданел”. Встретить его можно было или в бильярдной, или в театре, где он работал статистом. Он часто захаживал к нам в дом, пил с моим папой чачу и часами молча сидел перед большой картой мира. Вскоре на карте появились острова, очень аккуратно нарисованные в самом центре Тихого океана. Назывались они Дарданельскими. Я вырос с сознанием их реального существования. Помню, даже спрашивал маму: “Почему Дарданельский пролив и Дарданельские острова так далеки друг от друга?”

И вот недавно, живя в Америке, оказавшись у врача “ухо-горло-нос”, сидя в его приемной, я от нечего делать стал разглядывать висящую на стене карту мира и поразился, не обнаружив Дарданельских островов. Спросил в магазине на Милдред-авеню, где торгуют глобусами и картами, почему на них нет группы Дарданельских островов. Меня подняли на смех. Я расстроился: неужели столько лет я был географическим идиотом? Но я же помню, как в моем детстве Дарданел хвастался островами своего имени. Рассказывал мне, что там живут гигантские зайцы, что там есть непрекращающееся эхо! Дарданельцы, со слов Дарданела, говорят и поют шепотом, так как громкие голоса натыкаются на горные изгибы и могут неделями повторяться. Поэтому там люди никогда не ругаются. Дарданел говорил мне: “Представляешь, кто-то крикнет: «Квирикадзе Ираклий, ты – жопа», – и месяц, куда ни пойдешь, ты слышишь с интервалами три-четыре секунды: «Квирикадзе Ираклий, ты…»” Как-то Дарданел, угощаясь чаем с домашним мармеладом (мама была великим кондитером), сообщил мне, что люди покинули острова, не выдержав пыток эхом. Остались лишь гигантские зайцы.

И вот теперь, сорок лет спустя, – полное разочарование. Почему Дарданел дурачил меня? Призвать к ответу его невозможно. Умер он как курица. Объясню, что значит “как курица”.

В театре, где он работал статистом, а я, повзрослев, помощником режиссера, ставили оперу “Демон” Антона Рубинштейна. Сцена представляла собой Кавказские горы из фанеры. Через зрительный зал над головами сидящих в партере был протянут стальной трос. По нему, размахивая марлевыми крыльями, скользил статист, изображавший Демона. Достигнув фанерных гор, он исчезал за ними. На сцену выбегал другой демон – солист с такими же марлевыми крыльями, как у статиста, и начинал петь знаменитую арию Демона.

В тот вечер над залом летел статист Дарданел. У самой сцены Демон вдруг остановился. Что-то испортилось в механике. Какое-то время Дарданел махал крыльями, надеясь, что кольцо, продетое сквозь трос, продолжит скольжение и он долетит до желанных гор. Но увы! Дух изгнанья не двигался… Оркестр уже играл вступление к арии. Демон-солист не знал, что делать: как выйти на сцену, если статист повис, застряв на тросе. Зрители стали смеяться, когда Демон-солист всё же вышел и запел, не обращая внимания на себя, застывшего в воздухе. У Дарданела свалился ботинок, попал кому-то в голову. Зритель вскочил и стал материть обоих Демонов. Зал гоготал. Когда на зрителей упало крыло Демона-статиста, певец прервал пение и закричал Дарданелу: “Перестань дурака валять, сволочь, дай допеть арию!” И тут случилось совсем не смешное. Расслабился ремень, на котором крепился Дарданел. Пронесясь вниз несколько метров, он повис как курица. Партер повскакивал с мест.

Администратор театра закричал: “Быстро лестницу!” Внесли стремянку, не дотянулись, потом внесли пожарную лестницу, долго не могли установить ее среди рядов. Я и двое других помощников взобрались на нее, чтобы снять Дарданела. Он уже не дышал. Так кончил жизнь – смешно и трагично – Поль Данилю, Дарданел. Думаю, его душа поселилась на тех необитаемых островах среди гигантских зайцев и повторяющегося эха…

Второго путешественника, с которым я таки совершил экспедицию на необитаемый остров, звали Дито Гиоргадзе. Должен сказать, что летом анарцы часто отдыхали в городе-курорте Батуми. Мы с мамой прожили там два года. Мама рассорилась с папой, увезла меня к батумским родственникам. Я учился с Дито в десятом классе. Он строил двухместную подводную лодку. Звал меня бежать на ней в Турцию – от Батума до границы было двенадцать километров.

Дито Гиоргадзе строил лодку без единого гвоздя и вообще без металлических деталей (чтобы радары пограничников не обнаружили). Он был гений инженерии. Что-то вроде Леонардо да Винчи. Для проверки лодки он выбрал маршрут три километра по морю к крошечному пустому островку Дидица. Летом там организовывали городской пионерский лагерь. В старом деревянном бараке жили девочки-пионерки, в другом бараке – мальчики.

Не к месту, но расскажу. Будучи пионером, я влюбился в пионерку Тамару С. А у директора лагеря Попандопуло был частный зоопарк. Однажды из клетки сбежал двухметровый удав. Нас, пионеров, заперли в бараках, а взрослые (директор, пионервожатые, администраторы) прочесывали с ружьями территорию лагеря день за днем в поисках странного зверя. Удав прятался. Пионеры изнывали взаперти. Любовь моя к Тамаре С. заставила меня ночью сбежать из запертого барака. Сбежала и она, Тамара. В зарослях папоротника мы целовались в атмосфере Альфреда Хичкока…

Подводная лодка Дито была размером с винную бочку. Ночью мы погрузились в Черное море, крутили педали, которые, в свою очередь, крутили наружные лопасти. Субмарина скользила под водой в метре от поверхности моря. Дышали мы через полые бамбуковые стволы. Проплыв минут сорок в кромешной тьме, бочка ткнулась в пляж пионерлагеря на острове Дидице. Мы вылезли наружу. Дито занялся рабочей корректировкой, я же, в лунную ночь, сквозь кусты, пошел к пустым баракам, вспоминая удава, Тамару… и услышал приглушенные страстные стоны. На острове кто-то был… Приблизившись, я бесстыдно стал следить за любовной парой и узнал в женщине глухонемую мать одного из наших с Дито общих друзей (сегодня нет в живых ни матери, ни сына, поэтому я описываю эту странную сцену). Картина заставила меня расплакаться. В моих слезах был и удав, пристреленный в то лето, и Тамара С., которая ушла от меня, полюбив прыгуна с шестом Араика Мкртычана…

Спустя несколько месяцев Дито влюбился в Марину Абуладзе, а так как лодка была двухместной, дал понять мне, что, несмотря на наше антисоветское единомыслие, в Турцию он поплывет с Мариной.