Ишмаэль Бих - Завтра я иду убивать. Воспоминания мальчика-солдата Страница 8

Здесь мы встретились с несколькими другими горожанами, с которыми познакомились во время недавних странствий, и стали думать, как пересечь открытое пространство в районе главной дороги. Решили переползать группами по три человека. Первая удачно перебралась на другую сторону дороги и дала сигнал нам. Я был во второй группе с Таллои и еще одним человеком. На середине пути друзья дали знак остановиться и замереть. Потом снова махнули рукой, что можно двигаться вперед. Вокруг лежали мертвые тела и роились мухи. Наконец мы достигли кустарника на обочине и оттуда увидели, что на пристани устроен сторожевой пост: боевики находились на вышке, откуда прекрасно просматривается дорога. Когда ее переползал Джуниор с двумя товарищами, у одного из ребят что-то выпало из кармана и гулко ударилось о металлическую поверхность валявшегося на дороге казана. Звук был достаточно резким, чтобы привлечь внимание часовых. Они направили автоматы в нашу сторону. С внутренним трепетом я следил, как мой брат застыл и притворился мертвым. В городе послышались выстрелы, это отвлекло бандитов, и они повернулись в другую сторону, так что Джуниор и двое других благополучно перебрались к нам. Лицо брата было все в пыли, даже между зубами застряла грязь. Он тяжело дышал и судорожно сжимал кулаки. Один мальчик в последней группе двигался слишком медленно, потому что тащил тяжелую сумку – набрал вещей в родительском доме. В результате его заметили с вышки и открыли огонь. Несколько боевиков покинули пост и побежали в нашем направлении, стреляя на ходу. Мы громким шепотом увещевали медлительного парня: «Бросай сумку и беги! Они приближаются! Давай же, ну!» Но он нас не слушал. Уже когда он бежал по лесу, сумка застряла между пнями, а мальчишка остановился и упрямо тащил ее на себя, отстав от нас, удирающих со всех ног от погони. Нам снова удалось уйти, но тот подросток, из-за которого повстанцы обнаружили нашу группу, так и не догнал нас.

Теперь можно было немного перевести дух: на закате мы медленно брели, глядя на огромное красное солнце и захватываемое по краям тьмой ясное небо. К вечеру мы пришли во вполне обитаемую деревню, где кипела жизнь.

Мы поздравляли друг друга с удачной операцией. Это было хоть и относительное, но все-таки счастье: у нас имелись деньги, и мы могли купить продукты на ужин – вареный рис с маниоковыми или картофельными листьями. Из окрестных хижин доносились аппетитные запахи. Когда мы приблизились к рынку в центре поселка, у нас в желудках играли марши. Но, к нашему разочарованию, на прилавках совсем не было готовой еды. Торговцев, предлагавших суп из окры или листьев картофеля и маниоки, приготовленных с сушеной рыбой на густом пальмовом масле, след простыл. Видимо, одни решили приберечь продовольствие на случай близившихся бедствий, а другие по каким-то другим причинам не пошли на рынок.

Мы так рисковали, возвращаясь за деньгами, но они оказались абсолютно бесполезными! Не стоило отправляться в Маттру Джонг: дорога туда и обратно абсолютно вымотала нас, и в результате мы еще больше устали и проголодались. Мне хотелось найти виноватого в том, что поход был бесплодным. Однако винить было некого. Обсудив положение, мы пришли к философскому выводу, что надо смириться: так уж сложились обстоятельства. Потом я понял, что подобное нередко случается во время войны: все очень быстро меняется, и никто не в состоянии держать ситуацию под контролем. Это был необходимый урок, который пришлось усвоить. Впоследствии он очень пригодился для выработки правильной тактики выживания. В ту ночь голод заставил нас украсть еду у спящих жителей деревни. Иначе бы мы не дотянули до утра.

Глава 5

От недоедания было больно даже пить воду. Пищевод сводили спазмы. Возникало ощущение, будто что-то внутри гложет тебя. Губы пересохли, суставы ослабели и болели. Проводя пальцами по бокам, я легко нащупывал ребра. Где раздобыть еду, мы так и не придумали. Один раз наведались на маниоковое поле, но украденных плодов надолго не хватило. Ни птицы, ни животные, например кролики, нам не попадались. Все мы стали более раздражительными и старались реже разговаривать и даже сидели поодаль друг от друга: казалось, когда все вместе, голод мучит сильнее.

Однажды вечером мы заметили гуляющего мальчугана. В каждой руке у него было по початку вареной кукурузы. Парню было лет пять, он с удовольствием уплетал свое лакомство, поочередно откусывая от обоих початков. Мы ни о чем не договаривались и даже не переглянулись. Просто догнали мальчика и с быстротой молнии отобрали у него кукурузу. Добычу разделили на шестерых, так что каждому досталось немного. Тем временем малыш с плачем побежал к родителям. Те не пошли с нами разбираться: наверное, поняли, что шесть подростков обидели их сынишку только потому, что ужасно хотели есть. Позже тем же вечером мать мальчонки принесла каждому из нас по початку. Мне было неловко принимать от нее такой подарок, но в нашем положении игра в благородство была неуместна.

Не знаю, как называлась та деревня, и ни разу ни у кого этого не спрашивал. Я был слишком занят вопросами ежедневного выживания. Мы не запоминали названий других городков и селений, через которые проходили. Сложно точно восстановить в памяти и путь, по которому шли. Помню только, что голод заставил нас снова вернуться в Маттру Джонг. Да, это было рискованно, но голод заглушил голос разума.

Стояло лето, трава на солнце пожухла. Желтоватые поля обрамляло веселое зеленое море леса.

По одному из таких полей мы шагали плотной группкой, сняв рубашки. Кое-кто из моих друзей накинул их на плечи или на головы, чтобы не пекло солнце. Вдруг прямо перед нами из высокой травы вынырнули трое вооруженных людей. Это были молодые ребята не старше двадцати лет. Три автомата были направлены в грудь Гибриллы, шедшего впереди. Один из боевиков медленно приставил холодный ствол к подбородку моего друга и со смехом обратился к своим спутникам: «Смотрите, он испугался, как мокрая обезьяна». Два других повстанца прошли мимо меня. Я старался не смотреть им в глаза и потупился. Но тут парень с автоматом движением зачехленного штыка заставил меня поднять голову. Внимательно глядя на меня, он вынул штык из ножен и насадил на ствол автомата. Меня всего трясло, даже губы дрожали. Он холодно усмехнулся. Боевики препроводили нас в ближайшую деревню, которую мы недавно миновали. Один из наших конвойных был одет в майку цвета хаки и джинсы; его голова была повязана красной тряпкой. Двое других красовались в джинсовых куртках и штанах. На ногах – совсем новые кроссовки «Адидас», а на макушках лихо сидели развернутые козырьками назад бейсболки. У каждого на запястьях обеих рук поблескивало по нескольку дорогих часов. Это была добыча, отнятая силой у жертв или вынесенная из разграбленных домов и магазинов.