Василий Абрамов - На ратных дорогах Страница 8

Еще много дней после этого я выстраивал роту и желал «многая лета» русскому царю. А перед глазами каждый раз возникал образ щуплого мямли…

334-й пехотный Ирбитский полк, в который мы с Воробьевым прибыли, находился в резерве около Молодечно. На следующий день в 12 часов явились на прием к командиру полка. В большой комнате собралось 16 молодых прапорщиков. Присутствовали все батальонные командиры.

Командир полка полковник А. В. Никитников вышел из соседней комнаты с женой, довольно еще моложавой. Остановился, окинул нас взглядом и произнес:

— Здравствуйте, господа. Рад вашему приезду. Прошу представляться.

Первым к нему подходит правофланговый:

— Господин полковник, прапорщик Цымбалов представляется по случаю назначения во вверенный Вам полк.

— Очень рад. Желаю успеха, чинов и орденов, — подает руку и наклоном головы направляет новичка к супруге.

— Рада с вами познакомиться. Откуда прибыли? Из Тулы? Покинули бедных тулянок, и те, поди, грустят? — шутливо спрашивает она.

Прапорщик целует ей руку, щелкает каблуками и отходит.

Я вижу: дебют удачный. Стало быть, надо все делать, как Цымбалов. Представляюсь пятым или шестым. Полковник подает руку, произносит: «Желаю успеха» — и отпускает к супруге.

За мной выходит Каминский. Высокий, стройный, с ястребиными глазами на смуглом красивом лице, он произвел впечатление на полковника. И командирша очаровательно улыбается, не говорит, а воркует:

— Очень, очень рада познакомиться, господин Каминский. Сразу видно, человек из хорошей семьи. — Но только прапорщик наклонился к ручке, как полковница вскрикивает: «Недоучка!» — поворачивается и убегает из комнаты.

Все поражены. Полковник недоуменно спрашивает:

— В чем дело, господа?

Не получив ответа, выходит. Все поворачиваются к Каминскому, и он объясняет, что вместо руки полковницы поцеловал свою руку.

Командир вернулся явно расстроенный.

— Господа, — обращается к нам, — случившееся здесь я склонен считать досадным недоразумением и объяснить тем, что в школе вам не дали должного воспитания. Постарайтесь скорее устранить этот пробел…

Я получил назначение в 9-ю роту, которой командовал поручик Микиртумов. Александр Георгиевич был призван из запаса, до войны служил в Кургане земским начальником. Человек незаурядного ума и большого жизненного опыта, он многому меня научил.

В то время полк занимал окопы под Сморгонью. Зима 1915–1916 годов прошла здесь сравнительно спокойно. Лишь в марте, когда немцы усилили нажим под Верденом, русские армии Западного фронта для поддержки французов начали активные действия у озера Нарочь. Хотя из-за распутицы наступление имело местное значение и скоро выдохлось, оно основательно выручило союзников. Немецкое командование вынуждено было временно прекратить атаки на Верден.

Весной до нас дошло, что немцы обстреливали соседние части газовыми снарядами. Еще не успокоились встревоженные этим умы, как «солдатский вестник» разнес слух, будто на один из полков дивизии немцы пустили облако удушливых газов. Передавали, как напуганные солдаты бросились бежать, но настигнутые газом, падали в страшных мучениях. Называли число погибших — свыше двух тысяч человек. Хотя многое было преувеличено, сам факт имел место.

Через некоторое время нам роздали подушечки из марли, смоченные каким-то раствором, говорили, что они защищают от отравляющих веществ. Потом прислали противогазы. Первые образцы были громоздкими и неудобными. Многие в них не могли дышать. Начались ежедневные тренировки.

Одновременно пришло распоряжение наладить в ротах противогазовую службу. Предписывалось в каждом взводе держать специального наблюдателя и иметь запас топлива для костров. В случае появления со стороны противника белого, стелящегося облачка наблюдатель обязан был поднять тревогу и зажечь костры. Солдатам надлежало собираться вокруг них, так как дым обеспечивал дополнительную защиту.

В один из апрельских вечеров и наш полк находившийся тогда в резерве недалеко от фронта, подвергся газовой атаке. Накануне вечером мы с Микиртумовым разговорились и уснули поздно. Поэтому спали крепко, и не сразу дошел до сознания голос фельдфебеля Поцелуева, кричавшего в открытую дверь землянки:

— Ваши благородия! Газы!

— Что такое? Какие газы? — подняв голову, спросил заспанный Микиртумов.

— Немецкие газы!

Мы вскочили. Я сразу почувствовал неприятный запах. Ощущение такое, будто отдает растертым луком, раствором горчицы или еще какой-то острой смесью.

Солдаты растерянно метались по лагерю, не зная, что делать.

— Смирно! — громко скомандовал я. И когда люди успокоились, подал вторую команду: — Надеть противогазы, зажечь костры!

Командир роты в противогазе дышать не мог и уселся возле костра, а меня попросил проверить порядок в роте. Я прошел от землянки к землянке. Костры горели тускло, словно в синем тумане. Некоторые солдаты сняли противогазы и, приблизив лица чуть ли не к самому пламени, учащенно дышали.

Скоро после восхода солнца под его лучами газовое облако стало редеть, а потом и совсем пропало. Я снял противогаз — запаха почти не слышно.

От газов у нас пострадало всего пять солдат. Их эвакуировали в тыл.

Хуже получилось с продовольствием. Когда улеглось волнение, денщики согрели чай, принесли из землянки еду. Но в рот ничего нельзя было брать, продукты имели горький вкус…

Не зря немцы нервничали, прибегали к газам — русские войска готовились к наступлению на огромном фронте от Двинска до Карпат.

Мы с радостью видели, как и на нашем участке, под Сморгонью, накапливаются свежие силы. Ближайшие населенные пункты и леса сплошь забиты пехотой и артиллерией. Ударь теперь мы — и обескровленный враг не выдержит. Возникают надежды скорой победы и долгожданного мира.

С нетерпением ждем приказа. Но проходят дни, недели, а мы все бездействуем. В чем дело?

В умах солдат брожение. То один, то другой обращаются с вопросом:

— Ваше благородие, почему не наступаем?

А что я мог сказать? Старался как умел успокоить, обнадежить. Но чувствовал — солдаты не удовлетворены.

Только позже, в середине двадцатых годов, познакомившись с воспоминаниями царских генералов, я получил ответ на волновавший нас вопрос о причинах бездействия Западного фронта.

Из высказываний командующего нашей 4-й армии стало ясно, что армия была отлично подготовлена к прорыву укрепленных позиций противника у Молодечно. Командующий твердо был убежден, что с теми средствами, которые ему были даны, он, безусловно, одержал бы победу, а потому «войска были вне себя от огорчения, что атака, столь долго подготавливаемая, совершенно для них неожиданно отменена».