Бенгт Янгфельдт - Рауль Валленберг. Исчезнувший герой Второй мировой Страница 8

Поскольку оценки по немецкому не улучшились, у семейства были все основания организовать еще одну поездку Рауля в Германию. Такое путешествие в самом деле планировалось, но вместо этого дедушка Густав в 1927 году отправил его в Англию. Английский был одним из любимых предметов, в котором он делал успехи. К тому же у него была возможность попрактиковаться в этом языке, так как летом в Швецию регулярно приезжали его двоюродные сестра и брат Лусетта и Фитц, дети тети Эльсы.

Достижения Рауля на втором году обучения в гимназии оказались в целом такими же скромными, как в первый год, с той лишь разницей, что оценки по немецкому еще более ухудшились. С этого момента он стал изучать четвертый иностранный язык, французский. Несмотря на очень средние оценки, его перевели в следующий, третий класс гимназии.

Лето 1928 года Рауль провел в усадьбе Эбботс Риптон в Англии. Это также оплатил дед. По прибытии в Лондон Рауля принял шведский посланник в Англии Эрик Пальмшерна. Он заранее забронировал для него номер в роскошном отеле “Сесиль”. В письме бабушка Рауля выражает некоторые соображения на этот счет, а также пишет о том, каким образом внук добирался до Лондона. Вопрос был щекотливым. Густав Валленберг не жалел средств для воспитания внука, но он сам и его супруга смотрели на жизнь весьма аскетично. Май фон Дардель вынуждена объясняться:

Вы также выражали опасения относительно того, как бы нам не переусердствовать, исполняя желания Рауля, особенно по поводу путешествия самолетом и отеля “Сесиль”. Но самолет вовсе не был желанием Рауля. Просто из-за даты окончания его занятий более дешевые пароходные рейсы из Мальмё совершенно не подходили, а выбрав пароход в Лондон из Гетеборга, мы выгадали бы не больше ста с чем-то крон. И я решила, пусть летит, но при условии, что сам, из своих денег, выплатит разницу. Ведь он уже много лет копит свои рождественские деньги. Отель “Сесиль” был ошибкой от начала до конца, и мы оба – и Рауль, и я – испытываем ужас при одной мысли о нем. […] Дорогая мамочка, не думайте, что я своим воспитанием прививаю Раулю привычки сынка миллионера. Наоборот, ему то и дело говорят, что нужно экономить на всем лишнем, чтобы хватило денег на важное. Я пока не замечала у него тяги к расточительству.

Рауль покинул Лондон 15 августа и вернулся домой как раз к началу учебного года. Густав Валленберг, находившийся в Стокгольме, сообщил в письме супруге, что на этот раз Рауль стал для него предметом “живейшего интереса”: “Он на самом деле умен и заметно пробудился”. Дед также “приложил старания к тому, чтобы обратить на него внимание разных членов семьи”.

После прошлогодних неудач в школе Рауль взял себя в руки. Он “невероятно занят, одна письменная работа следует за другой, то домашняя, то классная, и порой лишь часов в 11 он гасит лампу в своей комнате”, – отчитывается Май фон Дардель в письме к Анни Валленберг 11 октября.

Несмотря на оптимизм Май относительно учебы, оценки за осенний семестр показали лишь частичный прогресс. В связи с этим Рауль посвятил рождественские каникулы составлению “совершенно роскошного плана “повышения оценок за полугодие”. Однако эти планы не осуществились из-за нескольких протяженных болезней. В январе ему удалили аппендикс, а еще через несколько месяцев он заболел гриппом. Когда пришло время оценок за второе полугодие, он опять схватил “неуд” по немецкому, однако по русскому получил четверку. Плохую оценку по немецкому он объяснил перенесенной операцией.

Раулю легко давалась как письменная, так и устная речь, и во втором полугодии, когда гимназистам-третьекурсникам разрешили участие в написании выпускных итоговых сочинений, он получил возможность показать свои способности. Рауль писал на тему “Предпосылки и перспективы развития шведской промышленности (возможная речь на открытии промышленной выставки)”. “Поскольку я интересуюсь такими вещами, я состряпал довольно-таки сносное сочинение”, – сообщал он деду с напускной скромностью, уже прекрасно зная, что его сочинение удостоено высокой оценки. Для матери это его сочинение тоже стало предметом гордости: окольными путями до нее дошло, что один из учителей расхваливал работу Рауля в присутствии ее дяди, профессора физики, не зная, что тот доводится ей родственником, при этом заявляя: “Написано с большим знанием дела. Пройдет немного времени, и этот мальчик выступит с подобной речью на реальной выставке”.

Лето в Савойе

Весной 1929 года, как и в прежние годы, обсуждались планы Рауля на лето. Густав Валленберг объявил, что он, как и раньше, готов финансировать поездку внука за границу. Обдумывались еще одни каникулы в английской усадьбе, но потом решили, что в этом году Рауль поедет во Францию.

Как только кончились занятия, вся семья фон Дардель, кроме отца, выехала в Савойю. Первые дни Рауль провел вместе со всеми, но затем перебрался в курортный город Тонон-ле-Бен на французском берегу Женевского озера, чтобы пожить во французской семье. Месье Бурдийон, школьный инспектор, редко бывал дома, и преподаванием занималась мадам. Помимо Рауля в пансионе проживали еще четверо: мальчик из Парижа, молодая чешка и два молодых серба, причем у одного из них был голос такой силы, что “и мертвого разбудит”. Еще в весеннем письме деду Рауль обещал, что “соорудит послание позабавней”, как только позволит нагрузка в школе. И вот теперь настало время этого послания в виде шутливого описания серба с громовым голосом:

…когда он хочет сказать что-то остроумное, а этого он, разумеется, хочет всегда, его крик переходит в вопль, а вопль – в настоящий рык, который вчера затих по крайне мере не раньше, чем его обладатель в половине одиннадцатого заснул. Может статься, рык не прекратился и тогда, но об этом мне ничего не известно. Дело в том, что, слава Богу, его спальню от моей отделяют еще две комнаты. Однако от окончательных выводов воздержусь, ведь я здесь всего лишь второй день. Правда, диковатый рык этого серба на тему революции меня раздражает. Он постоянно с гордостью и энтузиазмом толкует о стачках и беспорядках, которые наблюдал или в которых участвовал в своем благополучном Белграде. Когда же он перестает рычать, он очень дружелюбен.

Две студийные фотографии Рауля в новом костюме, сшитом портным, в Тонон-ле-Бен.

“В первый день моего здесь пребывания я знал французский совсем чуть-чуть, – отчитывался Рауль в следующем своем письме, после того как пробыл во Франции почти две недели. – То есть с произношением у меня никогда не было трудностей, но что касается словарного запаса, то тут дело обстояло из рук вон плохо”. Каких-нибудь “занятных приключенческих книг”, как это было в английском поместье, в семейной библиотеке не оказалось, все только “скучная поэзия и т. п.”. Но мадам Бурдийон дала Раулю “Путешествие Нильса с дикими гусями” в переводе на французский, и всего за несколько дней он выучил “очень большое количество французских слов”. Кроме того, каждый день его обучают грамматике, он читает вслух и делает переводы со шведского. Поскольку Рауль обещал держать деда в курсе своих “возможных будущих успехов”, его третье письмо из Тонон-ле-Бен частично написано на хорошем – хотя и не без ошибок – французском. Свободное время Рауль посвящает купанию, гребле и длинным прогулкам, а однажды участвует в альпинистском походе на гору свыше 2 тыс. м высотой.