Юрий Емельянов - Троцкий. Мифы и личность Страница 8

В то же время разгадывание талмудических головоломок, в ходе которого учителя помогали своим воспитанникам находить скрытый смысл в туманных высказываниях древних раввинов, приучало учеников внимательно вчитываться в тексты, вслушиваться в речи людей, стремясь разгадать то, что зачастую скрывалось за словесной формой. Иудаистское богословие выразило в понятии «йеш» представление о сути предмета, глубоко спрятанной за его внешними покровами. Освоение талмудистского богословия воспитывало стремление к поиску сущностного, скрываемого за поверхностным, способствовало развитию аналитического мышления. Видимо, не случайно многие выдающиеся ученые, включая Спинозу, были учениками иудейских богословских школ.

Несмотря на то что иудейское богословие и развивавшаяся на его основе еврейская философия старались сохранять самобытный характер, за тысячелетия активных международных контактов еврейская мысль испытала немалое влияние богословов и философов других стран. Это отразилось и в творчестве таких выдающихся мудрецов Израиля, как Гиллель и Маймонид. Порой эти влияния приходили издалека. Так, по мнению Л. Брауна, мистическое учение «каббалы» (по одному переводу – «принятие» или «восприятие», по другому переводу – «предание») было принесено «через третьи руки» из Индии благодаря общению евреев с исламской сектой суффииев в Персии. Впоследствии эта мистическая ветвь иудаизма повлияла на возникновение влиятельных сект Саббатая Цеви (саббатианцы) и Якова Франка (франкисты), руководители которых провозглашали себя мессиями. Отражение в иудейском духовном наследии многих идейных достижений разных стран и народов облегчало ее знатокам знакомство с философскими и богословскими учениями всего мира.

Однако погруженность в иудейское богословие имела и свои теневые стороны. Хотя раввины изображали Талмуд надежным источником универсальных знаний по всем вопросам мироздания, многие записанные в нем высказывания раввинов отражали относительно невысокий уровень развития науки античности и раннего средневековья. Приведя ряд нелепых высказываний из Талмуда относительно устройства Вселенной, М. Грулев замечал: «Подобно правоверным мусульманам в отношении Корана, благочестивые евреи были глубоко убеждены, что сокровеннейшие знания таятся только в Талмуде; что чего нет в Талмуде – то ложно и вредно знать, и, во всяком случае, всё решительно доступно пониманию и знанию талмудиста».

Высмеивая самоуверенность и высокомерие бывших питомцев хедеров, М. Грулев вспоминал: «Поучительный факт из моей юношеской жизни… Беседуют два еврея, оба научившиеся читать по-русски. Один читает другому написанную на русском языке маленькую брошюрку по физике, где часто повторялась фраза – «само собой разумеется», но оба собеседника, видимо, ничего не понимают в прочитанном и с крайним удивлением поглядывают друг на друга, взаимно спрашивая и удивляясь, что ничего не понимают… «Поняли вы что-нибудь, реб Ицхок?» «Ничего не понимаю! А вот тут все твердят «само собой разумеется»; а ведь мы, слава Богу, умеем читать по-ихнему, и всё ихнее понимаем». «А может быть тут что-нибудь такое, чего мы не знаем?» «Э, что там у них может быть такое, чего «гморе-коп» (талмудская голова. – Прим. М. Грулева) может не знать?»

Преувеличение значимости талмудических знаний порождало и высокомерное отношение к людям, не знакомым с Талмудом и не прошедшим учебу в хедере. Поэтому персонаж из рассказа Шолома-Алейхема, который восхищается своими сыновьями, умеющими истолковать мудреные изречения Талмуда, с величайшим презрением относится к своему неученому родственнику, занятому торговлей рыбой, за счет которого живет сам герой рассказа и его дети. Культ книжного знания порождал и презрение к мудрости традиционных культур, которые однозначно третировались как проявление архаической, языческой дикости. Чувство превосходства горожан всего мира над деревенскими хранителями традиционной культуры (а подавляющее большинство евреев в течение многих веков были потомственными горожанами) обретало религиозную окраску. При этом правоверные иудеи зачастую не замечали, что их собственные обычаи (как, например, запреты и ограничения, связанные с потреблением молочных продуктов) нередко были рождены в крестьянских традиционных общинах в доисторические языческие времена.

В своем высокомерном отношении к людям, не причастным к их книжной традиции, иудеи не были исключением. Такое же высокомерие проявляли и проявляют последователи многих других религий, а также многих идейных течений и философских школ. Подобные же отношения можно обнаружить и среди других народов мира, поверивших в превосходство своего культурного наследия. В то же время, в отличие от народов, притязания которых на моральное и интеллектуальное превосходство не всегда можно было доказать свидетельствами со стороны, сыны Израиля уже в течение многих веков могли указать на то, что наиболее значительные положения их веры были признаны краеугольными в религиях большинства народов планеты. Единобожие иудаизма было воспринято христианством и исламом. Коран считал Моисея одним из высокочтимых пророков. Христиане же признали «Священное Писание», как Ветхий Завет, своей «Библиией» и во время церковных служб повторяли псалмы царя Давида. На ветхозаветных сказаниях воспитывались дети разных народов и верований. Миллионы христиан привыкали с детства переживать драматические перипетии Авраама и Сарры и их потомков, невольно сочувствуя народу Израиля в его бедствиях и принимая его сторону в борьбе против других народов. Лучшие художники и скульпторы мира создавали на полотнах и в камне образы Адама и Евы, Иосифа, Моисея и Давида. Все это убеждало верующих иудеев, в том числе и самых юных, во всемирном признании правоты иудейского закона и Священного Писания, величия самого еврейского народа.

Эти свидетельства подкрепляли мысль о духовном лидерстве еврейства в мире, которая настойчиво внедрялась проповедниками иудаизма. Излагая учение Иегуды Галеви (1086—1142), С. Дубнов писал: «Бог открылся прежде всего израильтянам, потому что они раньше других народов проявили способность к богопознанию. От них истина должна распространиться на весь род человеческий, подобно тому как кровь от сердца разливается по всему телу и дает ему жизнь».

Однако, как и все люди, свято верящие в непогрешимость своего учения, многие евреи, отмечая с удовлетворением уважение других народов к «Священному Писанию», зачастую видели в этом лишь поверхностное приближение к великим истинам недоучек, не постигших всей их глубины. Комментируя существенное влияние идей Ветхого Завета на жизнь протестантских народов, поэт Генрих Гейне с удовольствием констатировал их «палестинизацию». В то же время поэт высмеивал «педантичное обезьянничанье», с которым, по его мнению, была воспроизведена в Шотландии, Дании, Северной Германии и США «жизнь Ветхого Завета». Высмеивая протестантскую религию как «иудаизм со свиноедением» поэт сравнивал подражание протестантов иудейской вере с «дагеротипным изображением, в котором контуры скрупулезно правильно воспроизведены, но все – серое на сером, а солнечный блеск Земли Обетованной отсутствует». Правда, Г. Гейне не терял надежды на то, что «когда-нибудь карикатура исчезнет; подлинная, непобедимая и истинная мораль древнего иудаизма расцветет в этих странах, как это было некогда на берегах Иордана и горах Ливана».