Михаил Ходорковский - Тюремные люди Страница 8

Подшучиваю: «Рома, ты хотя бы зубы успей вставить». И тут же наказываюсь повторным подробным рассказом.

День освобождения. Рома где-то достает спортивный костюм, кроссовки и гордо идет вдоль «локалок», откуда ему несутся пожелания и прощания.

Проходит месяц и еще один. От Ромы нет вестей. Часть ребят сильно переживает — они передали ему деньги и ждут заказанной передачки.

Однако вскоре информация приходит. Из местной тюрьмы, с новым этапом. Увы, Рома уже там. Напился. Подрался. Отнял телефон. Поселок маленький — его, конечно, узнали и задержали.

Зачем он это натворил? Кто знает. Скорее всего, не нашел себя и подсознательно захотел вернуться в привычный мир зоны.

Иногда создается ощущение, что милиция, суды играют какую-то странную игру, выпуская досрочно именно тех, кого вскоре обязательно опять посадят. Не делая за воротами тюрьмы ровно ничего, чтобы это случалось пореже или хотя бы не так сразу.

Впрочем, объяснение простое: собственно человек для нашего государства меньше, чем ничего, — средство формирования отчетности.

Зубы Рома вставить не успел…

Следствие разберется

The New Times, 01.04.2013

В нынешней правоохранительной системе совестливые не выживают. Ложь — суду, гражданам, самим себе — закон

Когда читаю статьи, письма, блоги, меня часто удивляет искренняя уверенность взрослых людей в добропорядочности правоохранителей и судей. То, что они сообщают в своих заявлениях и интервью, воспринимается как достаточно надежный источник информации.

На самом деле допускаю, что многие представители этих профессий «в быту» вполне приличные граждане, и врут, как и мы все, изредка, по необходимости, испытывая от того неудобство.

Однако на работе, находясь «в системе», они лгут практически всегда, говоря правду, как правило, только чтобы вызвать доверие, и затем — удачнее солгать. Лгут гражданам, суду, друг другу. Таковы правила «системы», которую нужно сломать уже хотя бы только по этой причине. Совестливые в ней не выживают.

В тюрьме мне довелось познакомиться с интересным человеком. Мошенником, входившим в одну из «правоохранительных» банд. Во главе банды стоял прокурорский полковник, входили в нее десятки оперов, таможенник и еще какие-то чины, гражданский посредник (мой сосед) и некий коммерсант.

«Бизнес» был обычным: таможенник узнавал, кому на склад пришел товар, прокурор (тогда еще прокурор) возбуждал уголовное дело, опера «арестовывали» имущество и отдавали его на реализацию коммерсанту за символическую цену, которую потом и передавали «в возмещение ущерба».

Собственников, пока суть да дело, гноили в тюрьме, а потом либо выпускали, либо «закатывали по полной», в зависимости от проявленной «понятливости».

Так и шло, пока в один «замечательный» день группировка не нарвалась на обладателей более высокой крыши.

Прокурор уехал в Армению, опера пошли «под подписку», а «гражданские» — в СИЗО. Как известно, «ворон ворону глаз не выклюет».

Несмотря на произошедшее, мой сосед сохранил искреннюю веру в «правоохранительные органы». «Следствие разберется» — его комментарий к любому вопиющему событию, о котором мы вместе слышали от сокамерников или видели по телевизору.

Сначала это сильно всех бесило. Наивных, доверяющих «следствию», в тюрьме среди взрослых людей нет. Но потом я нашел полезное применение образу мыслей соседа. Показывают, например, роскошный, стоимостью десяток миллионов долларов, особняк милицейского генерала, золоченые унитазы, кучи драгоценностей, — тут же спрашиваю:

— Неужели никто не знал? Неужели начальству не отстегивал? Что скажет следствие?

— Следствие разберется, — начинал сосед. — На дом заработали дети генерала, честно получающие доход в госкомпании, опорочить генерала заказали криминальные элементы, которым он прищемил хвосты, а виноват он максимум в служебном проступке.

Услышав такое в первый раз, я решил, что сосед шутит. Но он был серьезен, а через пару недель его версию подтвердил официальный пресс-секретарь «уважаемого» ведомства.

Так и пошло: показывают ли очередного привластного бандита, читаем ли мы про совершение чудовищного события типа наезда пьяного «следака» на женщину с ребенком, — сосед сообщает, что «следствие разберется», и выдает совершенно бредовую версию событий (типа «они сами бросились под колеса, а он уже давно был уволен»). А вскоре эту версию подтверждают официальные лица. Не ошибся он ни разу.

Но все кончается. Пришло время и ему выслушать приговор. Никто из нас не удивился, когда опера получили условные сроки, коммерсант — десять, а мой сосед — 14 лет.

Следствие разобралось...

Но говорить так соседу было бы негуманно. В камере воцарилась тишина...

Через пару дней сосед очнулся и сел писать кассационную жалобу, приговаривая:

— Ничего, следствие разберется...

Вскоре его перевели, но, как сообщила тюремная почта, кассация приговор не изменила.

Когда в следующий раз вы услышите по телевизору — «возбуждено уголовное дело» и «следствие установило...», прежде чем хотя бы на секунду поверить сказанному, задумайтесь: не коллега ли моего соседа-мошенника автор читаемого текста?

Мне, во всяком случае, в регулярных заявлениях пресс-секретаря Следственного комитета его голос слышится отчетливо.

Вор

"The New Times", 13-19.05.2013

О тех, для кого что тюрьма, что воля - все одно

Он отзывается на имя Рустам, хотя в его карточке написано иначе. Однако и это вранье, он в тюрьме по поддельным документам, чего не скрывает.

Говорит, когда сказал «следаку», что зовут его иначе и что уже отбывал срок в России, тот замахал руками: «Заткнись. Не вздумай сказать судье. Мне вернут твое дело и не пустят в отпуск…»

- А мне чего? – пожимает плечами Рустам. – Ему не надо, и мне не надо. Осудили как «первохода», поэтому сюда и попал. Знал бы – никогда бы не согласился.

- Что, на «строгом» лучше?

- А то, - жмурится от приятных воспоминаний он. – Сидел в Краснодаре, все было, выходить не хотел. Начальник так и сказал: «Зачем тебе УДО, чего тебе не хватает? Сиди! Я и сидел…

Рустам по национальности таджик, по профессии – вор. «Профессию» свою любит и, чувствуется, ни на что не променяет. Ему уже под 40, но попался только во второй раз. Дали четыре года. Он считает произошедшее приемлемым «профессиональным риском».

- Вообще-то «прихватывают» частенько, - признается он. – Мы ведь обычно рынки грабим, склады, берем помногу. ППСники знают, где нас ждать. Но обычно договариваемся. А здесь – сам дурак, денег с собой не взял. Вот откупиться и не получилось. Новички. Были бы кто знакомые – я бы им потом завез…Не повезло…