Артем Рудаков - Лаки Лючано: последний Великий Дон Страница 8

На краденой машине с поддельными номерами подъехали к зданию «Банк оф Юнайтед Стейтс». Сначала из авто вышли загримированные Лански и Сигел. Подождав три минуты, Фрэнк Костелло и Чарли Луканиа надели маски, взяли обрезы, вместительный саквояж и одним рывком подскочили к двум полицейским, стоявшим в дверях. Действительно, этот банк давно не грабили, и стражи порядка держались очень раскованно, даже оружие у них оказалось незаряженным. Ударами прикладов обоих горе-охранников загнали внутрь, там их связали. Когда двое грабителей ворвались в зал с криками: «Спокойно, это ограбление!» — ни один охранник не смог даже шевельнуться, так как почувствовал на виске холодный ствол револьвера. Очистив кассу, грабители исчезли.

Улов оказался приличным — восемь тысяч долларов. С такими деньгами «Банда четырех» могла смело рассчитывать на уважение в преступном мире. Все полосы газет заняло сообщение об этом дерзком налете. Фрэнк Костелло, способный лучше всех вести переговоры (друзья в шутку называли его Дипломатом), отправился в штаб-квартиру «Банды пяти точек» на стыке Бродвея и Бауэр-стрит. Это была одна из самых мощных организованных группировок Нью-Йорка, ни в чем не уступавшая таким известным бандам, как «Белая рука» Денни Михана или «Верная рука» сицилийцев. Костелло объяснил, кто он такой, кто его друзья, уплатил вступительный взнос — по тысяче долларов за каждого[6]. В их пользу говорило также то, что преступление не было раскрыто.

Весной 1917 года «Банда четырех» присоединилась к «Банде пяти точек», из которой вышли такие известные гангстеры, как Джонни Торрио и Джузеппе Массерия. Перед ними открылась дорога к успеху в преступном мире.

Глава 4

Начало прохибишена[7]

В апреле 1917 года Соединенные Штаты вступили в первую мировую войну, тем самым создав для молодых бандитов большие проблемы. Самому старшему из них — Фрэнку Костелло — в то время исполнилось 26 лет. Чарли Луканиа приближался к совершеннолетию. В Америке тогда вошли в моду разговоры о патриотизме. Это слово не сходило со страниц газет и языков обывателей. «С ума все посходили!» — ворчал Мейер Лански. «Страна самоубийц», — поддакивал Сигел. Фрэнк Костелло сострил по этому поводу: «Мы — патриоты собственных карманов». Но им стало не до смеха, когда они получили повестки с требованием явиться на призывной пункт.

Костелло и Луканиа здорово влипли. Оба подлежали мобилизации. Их приписали к 77-й пехотной дивизии армии США. Но ни тот, ни другой не желал воевать — ни 9 немцами, ни с кем бы то ни было вообще. У них были дела поважнее. Что же касается Багси Сигела и Мейера Лански, то на призывном пункте им сказали, что они «еще слишком молоды для ужасов войны».

— Обхохочешься, — заметил на это Багси.

Фрэнку удалось увильнуть от призыва, причем он не потратил на это дело ни цента. Еще в детстве дешевый врач-практикант неудачно удалил ему миндалины. Всю оставшуюся жизнь Костелло разговаривал тихо и хрипло. Врачи обнаружили у него хроническую болезнь горла и решили, что армии США не нужны такие хлюпики. Единственный физический недостаток принес Фрэнку огромную пользу.

Иначе обстояло дело с Чарли. Он был вполне здоров, и его признали годным к строевой службе. День за днем друзья Чарли проводили в раздумьях, как бы избавив его от солдатской лямки. Почему вдруг Чарли должен подохнуть ни за что ни про что? Он ничего не имеет против немцев, а немцы ничего не имеют против него, Им нечего делить! Осталось только найти способ одурачить военных врачей. Багси Сигел, красавчик, наиболее искушенный в возможностях слабого пола, предложил свой вариант решения проблемы:

— Чарли, тебе надо подхватить хорошенький триппер — и дело в шляпе. Это совсем просто, а главное, обойдется очень дешево.

Идея Багси не вызывала у Луканиа особого восторга. Для сицилийского мужчины венерическая болезнь — это позор, infamita. Такой тип в Сицилии становился изгоем. Чарли, хотя и считал себя человеком прогрессивных взглядов, но кое в чем оставался по-настоящему закоснелым сицилийцем, деревенщиной, напичканным предрассудками.

— А что, это идея, — заметил Костелло.

— Ничего лучшего мы все равно придумать не сможем, — подтвердил Лански.

Умом отдавая должное аргументам друзей, в душе Чарли отчаянно противился. Чтобы не пасть слишком низко в их глазах, сицилиец стал рассуждать практически:

— Эта дрянь не нужна мне ни за какие деньги. За два месяца меня вылечат и все равно заарканят.

— Не совсем так, — поправил Костелло, — смотря какой врач займется твоим лечением. Можно сделать так, чтобы у тебя капало круглый год, а если надо — до самого конца войны. Уж будь уверен: найдется док, который поможет тебе в этом деле. Я беру это на себя.

— Да чего ты кипятишься, Чарли, — уговаривал Мейер Лански, — война ведь не продлится больше года. Я читал сводки в газетах. Немцам уже нечего жрать.

Благодаря настойчивости Мейера сицилийца удалось уговорить. Багси Сигел занялся поиском подходящей проститутки. Фрэнк Костелло сделал широкий жест — взял на себя все расходы. Чарли оставалось только подцепить заразу.

Багси быстро нашел то, что надо. Опустившаяся, грязная шлюха, наркоманка, в свои двадцать пять лет выглядевшая на все сорок, она вызвала у Чарли Луканиа здоровое отвращение. Багси оправдывался, что ничего почище найти не мог: в публичных домах таких дешевок не держат, равно как избавляются от тех, кто болеет тяжелой формой гонореи и теряет «товарный вид». Но выбора не было. Чарли получил от девки то, что хотел[8]. Военным врачам пришлось изменить формулировку в медицинском заключении. Чарли признали «временно освобожденным от призыва на военную службу».

«Банда пяти точек» имела влиятельных покровителей в полиции. Если же иногда какой-нибудь чрезмерно принципиальный офицер доводил дело до суда, в ход пускались политические связи. В отличие от Старого Света, где должность судьи занимают по назначению, в Америке совершенно иная система — выборы. Так что изначально всякий судья является либо республиканцем, либо демократом, поэтому воздействовать на него при помощи необходимых политических рычагов проще простого. За многие годы ни один головорез из «Банды пяти точек» не был казнен или хотя бы заперт под замок пожизненно. Эта банда стала хорошей школой для самых авторитетных преступников в Америке. Наиболее известным выходцем из этой манхэттенской команды был Джонни Торрио. Он начинал обычным наемным убийцей, а к сорока годам достиг вершин преступного мира — стал «советником» Джима Колоссимо, босса сицилийской мафии в Чикаго. Но даже став большим человеком, Джонни Торрио не забыл своих старых друзей в Нью-Йорке. Он хорошо знал двух самых многообещающих молодых главарей мафии — Чиро Терранову и Фрэнка Айяле. Мафия уважала его, несмотря на неаполитанское происхождение. Элегантный, одетый с несомненным вкусом, обладающий хорошими манерами, он всячески избегал характерной для гангстеров вульгарности. Благодаря своему врожденному аристократизму Торрио легко находил общий язык с большими шишками американского бизнеса и политики, известными своей корпоративной замкнутостью. Часто посещая штаб-квартиру «Банды пяти точек», Джонни высматривал новые имена и рекрутировал талантливую молодежь. Человек проницательный, Торрио сразу распознал в Чарли Луканиа и Фрэнке Костелло будущих лидеров. Умны, хладнокровны, расчетливы — так он охарактеризовал молодых гангстеров. Как истинный мафиозо, Торрио брезгливо отвернулся от двух евреев — Багси Сигела и Мейера Лански. Костелло был искренне восхищен своим знаменитым земляком и отныне старался во всем ему подражать, приобретая тот дипломатический лоск, который впоследствии окажет неоценимую услугу всему преступному миру в целом.