Хьюго Виккерс - Грета Гарбо и ее возлюбленные Страница 8

Возвратившись в Нью-Йорк, она обнаружила полученные от Гента бандероль и письмо. Фотограф выражал сожаление, что Мерседес не смогла познакомиться с его моделью, Гретой Гарбо, которая приехала в Голливуд вместе с Морицем Стиллером.

Мерседес вспоминала:

— Я открыла конверт и вытащила оттуда большую фотографию. И моему взгляду в профиль предстало прекрасное лицо той загадочной незнакомки, виденной мной в Константинополе.

Стиллер и Гарбо действительно побывали в Константинополе за несколько месяцев до описываемых событий. Они надеялись снять в Турции фильм, и романтическая версия Мерседес наложилась на реальные события — ее более раннюю поездку туда вместе с мужем. Как бы то ни было, судьба приближала Мерседес к самому безумному роману ее жизни.

Гарбо попала под крыло к Морицу Стиллеру в 1923 году восемнадцатилетней студенткой школы драматургического искусства, неуклюжей и неуверенной в своих силах. Роль Стиллера в карьере Гарбо можно сравнить с ролью Свенгали в жизни Трильби. Еврей, выходец из России, в желтой меховой шубе, он сам, без чьей-либо помощи, проложил себе путь наверх, сняв в Швеции более сорока картин. Он давно поставил себе целью найти сырой, необработанный материал, из которого можно создать звезду мирового масштаба, и поэтому с особым рвением принялся лепить образ Гарбо, ее манеру игры, ее личность. Он сам выбрал ей имя. Грета Гарбо. Всего за 160 фунтов стерлингов она сыграла ведущую роль в фильме «Сага о Йесте Берлинге» (по мотивам замечательного романа Сельмы Лагерлеф, ставшей впоследствии лауреатом Нобелевской премии). Фильм вышел на экраны в 1924 году. Но наибольшее внимание привлек к себе фильм «Die freudlose Gasse» («Безрадостный переулок», снятый С. Б. Пабстом).

Гарбо и Стиллер сделали остановку в Германии по пути из Константинополя в Стокгольм, чтобы сняться у Пабста, и именно в этой картине, мрачном этюде послевоенного общества, чувственность Гарбо впервые нашла свое воплощение на целлулоидной пленке. Тем временем Луис Б. Майер успел посмотреть «Сагу о Йесте Берлинге» и пригласил Стиллера и Гарбо в Голливуд. Таким образом, в 1925 году в предвкушении мгновенного успеха и славы пара отплыла в Америку. Разочарование не заставило себя ждать. Заученные Гарбо наизусть строчки для представителей американской прессы вызывали восторги лишь у одного репортера. «МГМ» бросило их одних в Нью-Йорке, и так продолжалось до тех пор, пока фотосеанс у Гента не помог Гарбо пробиться на страницы «Вэнити Фэар», и Майер снова был вынужден обратить внимание на свое позабытое приобретение. Гарбо вызвали в Голливуд и оказали прием, подобающий настоящей звезде. Стиллеру повезло меньше. Он был одним из европейцев, наподобие мужа Зальки Фиртель, которых переманил к себе Голливуд и которым, впрочем, не нашлось места на фабрике грез. Стиллер снял там два фильма, оба с Полой Негри, для студии «Парамаунт». Остальные его работы были сделаны с участием других режиссеров. Вскоре он возвратился в Швецию, где и умер в 1928 году.

Первой американской картиной Гарбо стал «Поток»(1926 г.) — ей удалось получить там роль благодаря болезни другой актрисы. Отзывы критики оказались весьма далеки от тех, что полагались начинающей звезде. «Мисс Гарбо отнюдь не обладает совершенной красотой, но она потрясающая актриса». Ее следующий фильм, «Искусительница», превратил актрису в бесценное приобретение для студии. Это положило начало знаменитому романтическому сотрудничеству между Гарбо и Джоном Гилбертом, которое началось с картины «Плоть и дьявол» (1927 год) и продолжалось до тех самых пор, как немые фильмы обрели звук. Резкий писклявый голос Гилберта не вязался с его смазливой внешностью, и актер сильно переживал по этому поводу. Из всех фильмов с участием Гарбо и Гилберта не сохранился лишь один — «Божественная женщина» (1928 год). Все они доносят до нас удивительный дар Гарбо — без видимых усилий воплощать на экране любовное томление, отчего все ее партнеры смотрятся на ее фоне ужасно скованными. Несколько надуманные сюжеты этих фильмов еще больше пострадали от ретивых цензоров. Например, в фильме «Влюбчивая женщина» (1929 год) — экранизации знаменитого романа Майкла Арлена «Зеленая шляпа» — стражи нравственности настояли на том, чтобы заменить слово «сифилис» на «аферу». Нередко предлагаемые сценарии оставляли темпераментную звезду безучастной, и она отвергала один проект за другим, произнося свою ставшую знаменитой фразу: «Наверно, я возвращаюсь домой».

Однако даже в те дни Гарбо удавалось избегать мишурной стороны кинематографической жизни. Ее крайне редко можно было встретить на вечеринках, она придерживалась строгой диеты, неизменно питаясь рублеными бифштексами с жареным картофелем и яйцом, за которыми следовал кусочек пирожного и свежий фруктовый сок. Ее любовь к одиночеству снискала ей репутацию загадочной женщины. Талула Бэнкхед заметила, что ее загадочность «густа, как лондонский туман». Иногда на, протяжении всей ее жизни случалось так, что туман слегка поднимался, Гарбо поддавалась безотчетной веселости и, перед тем как снова замкнуться в своей скорлупе, на считанные мгновения становилась душой компании.

В фильме «Анна Кристи» (1930 год) зрителей завораживал глубокий грудной скандинавский голос Гарбо. И хотя в реальной жизни актриса была несколько ширококостной, с крупным носом и мальчишеской походкой, камера превращала ее в утонченное обворожительное создание. Гарбо не вписывалась в давно испробованные рамки. Она была единственной в своем роде. Поэтесса Айрис Гри описала в своих воспоминаниях веки Гарбо. По ее словам, когда Гарбо смеживала веки, ее длинные ресницы цеплялись друг за дружку и, перед тем как она снова открывала глаза, слышался явственный шорох, наподобие трепета крыльев мотылька. Образ завершал голос актрисы. Спустя несколько лет Кеннет Тайней писал, что то, что вы видите в других женщинах будучи пьяным, в Гарбо вы видите трезвым. Тайней так отозвался о ее кинематографическом образе:

«Она все еще могла (и частенько делала это) откидывать назад голову едва ли не под прямым углом к позвоночнику и целовать жадно мужчину, взяв его лицо в ладони так, что казалось, она пьет с его губ некий напиток».

Критик Артур Найт рассуждал о притягательности Гарбо в любовных сценах:

«…Наступал тот непревзойденный момент, типичный для всех фильмов Гарбо, когда в ней что-то прорывалось, когда все доводы против любви, какие только могли прийти в голову сценаристам, отбрасывались в сторону, и, издав нечто среднее между рыданием и экстатическим возгласом, она бросалась в объятия возлюбленного. В такие моменты каждый мужчина в зрительном зале воображал, будто сжимает в объятиях эту прекраснейшую из женщин, и, неожиданно обезоруженный, открывал для себя такие глубины чувственности, какие потребуют целой жизни, чтобы утолить эту жажду любовных восторгов».