Питер Акройд - Исаак Ньютон. Биография Страница 8

Молва об этой истории ширилась, и в конце концов всем стало ясно, что теория всемирного тяготения пришла на ум Ньютону, когда он сидел в саду, погруженный в размышления. Эта легенда явно отсылает нас к образу древа познания и рассказу о поедании запретного плода в Эдемском саду. Образ сада вообще дорог англичанам, и вмешательство природы в работу ума гения считается особенным, благим знаком.

По всей видимости, Ньютон сам одобрял это благонамеренное недопонимание истории с яблоком. На самом-то деле все было совсем не так. В его бумагах есть записи о том, что он понимал: впереди у него еще очень много работы – и мыслительной, и вычислительной. Так, он намеревался решить проблемы кругового движения и центробежной силы. Однако какой-то случай наподобие описанного, судя по всему, действительно долгие годы оставался в его памяти, и вполне возможно, что падение яблока натолкнуло его на размышления о вопросах, которые нельзя было тотчас же выяснить.

Неслучайно в тот же период он возвращается к математике и составляет обширный манускрипт под названием «Для разрешения задач движения достаточно следующих доказательств», которому можно присвоить почетное звание первого письменного труда, касающегося интегрального и дифференциального исчисления. Впрочем, Ньютон его не публиковал. Завершив этот трактат, он практически оставил математику – на ближайшие два года. Да, теперь он стал ведущим математиком Англии, а возможно, и всей Европы, но сей факт оставался пока известным лишь ему одному. Не исключено, что это вызывало в его весьма противоречивой натуре особое чувство – когда знаешь то, чего больше никто в мире не знает и не понимает, испытываешь восхитительное ощущение власти над миром. И ему хотелось как можно дольше наслаждаться этим ощущением.

Имелась и еще одна причина ухода из математики. Двадцатитрехлетний юноша был близок к тому, чтобы сформулировать теорию цвета, которая произведет настоящий переворот в оптике. Он изучал природу отражения и преломления света при его взаимодействии с различными искривленными поверхностями. Он считал, что свет состоит из частиц, «корпускул», находящихся в постоянном движении. Но больше всего занимала его собственно природа цвета.

В этой-то области он и совершил прорыв. Внимательно исследуя и анализируя воздействие света на призму, он пришел к выводу, что белый свет не является каким-то основным или первичным, а представляет собой смесь всех прочих цветов спектра. Иными словами, белый свет гетерогенен (неоднороден) и в процессе преломления дает другие цвета. Отдельные лучи света в своей совокупности неизменно вызывают цветовые ощущения, когда попадают на сетчатку глаза. Его умозаключения противоречили традиционным взглядам и даже здравому смыслу, но он твердо верил в свои эксперименты. Кроме того, он уделял время и ручному труду: в этот период он «всецело погрузился в шлифовку оптических стекол, имеющих форму, отличную от сферической». Позже это позволит ему создать один из первых в мире отражательных телескопов.

Его ученик позже заметит, что в ходе этой работы, посвященной оптике, Ньютон, «дабы усилить свои способности и сосредоточить внимание, ограничивался малым количеством хлеба, вина и воды, каковые он и принимал внутрь безо всякого распорядка, когда чувствовал к тому побуждение либо испытывал упадок духа». Это указывает на его решительность и целеустремленность, направленную на решение той задачи, которую он себе поставил; хотя, разумеется, возникает перед глазами и образ святого или отшельника, давшего обет воздержания.

Ньютон шел вперед и совершал свои открытия с невероятной скоростью, которой невозможно дать хоть какое-то приемлемое объяснение. Тщательные измерения его комнат в Тринити и его кабинета в Вулсторпе дают основания заключить, что эксперименты с призмой могли проводиться и там, и там. Поэтому вполне вероятно, что пальму первенства как место, где зародилась современная оптика, Линкольншир делит с Кембриджширом. С уверенностью можно утверждать лишь одно: в начале 1670 года Ньютон уже готов был выступить с лекцией о «замечательных цветовых явлениях», как он их называл. Вот и всё, что известно о периоде его вынужденного отлучения от Кембриджа. За 1665 и 1666 годы этот юноша совершил переворот в натурфилософии. Он впервые в истории по-настоящему разработал интегральное и дифференциальное исчисление, расщепил белый свет на составляющие его цвета и приступил к теории всемирного тяготения. Ему было всего лишь двадцать четыре.

Весной 1667 года он вернулся в Кембридж, где должен был завершить свое продвижение к степени магистра гуманитарных наук. Ему удалось избежать чумы, однако этот счастливый исход не избавил его от склонности к ипохондрии.

Ньютон неуклонно поднимался по иерархической лестнице колледжа. Осенью его избрали младшим преподавателем, что влекло за собой клятву «принять истинную религию Христову всей душой…». Он часто справлялся у своей совести и у своих книг, что же это за «истинная религия». Ему предоставили ежегодное жалованье в два фунта и новое жилье, рядом с университетской церковью.

В конце года он вернулся в Вулсторп и получил от матери тридцать фунтов, чтобы прикупить новую одежду и мебель, подобающие его положению. Вообще доходы его были сравнительно неплохими. Он собирал арендную плату за недвижимость, которую унаследовал в Линкольншире, а кроме того, мать выплачивала ему содержание. Проведя два месяца дома и вернувшись в Кембридж, он приобрел костюм и консультировался с обувщиком. Еще раньше он заплатил два фунта за два ярда ткани «и пряжки для жилета». За два года он потратил на одежду двадцать фунтов – значительную сумму по тем временам. Иными словами, он внимательно относился к собственному виду, что как-то не соответствует образу рассеянного гения или затворника. А тот факт, что в последующие годы он не раз позволял писать с себя портреты, говорит о том, что он гордился своим образом ученого и джентльмена.

Кроме того, он нанял столяра и художника, чтобы те заново обставили и оформили его покои; в это же время он купил диван, а также ковер из шкуры. С первой же волной успеха ему сразу явилось вполне естественное желание «выставить напоказ» свое процветание. Более того, он, по всей видимости, попытался вписаться в общество коллег. В своих бухгалтерских книгах он записывает суммы, оставленные им в разного рода питейных заведениях, а также пятнадцать шиллингов, проигранные в карты. Этот Ньютон совсем не похож на привычный нам образ великого ученого, погруженного в себя, холодного и одинокого, плывущего, по словам Вордсворта, через «причудливые моря мысли». Тем не менее Ньютон всегда осознавал пользу и ценность денег и в этот период возобновил свою ростовщическую деятельность.