Зотов Георгий Георгий - Я побывал на Родине Страница 8

— Мы не против вас лично, — сказал ему кто-то из нас, — а против тех, которые так заботятся о своих людях.

— Ну хорошо, — вмешался другой. — Разговоры разговорами, а имейте в виду, что мы отсюда голодными не уедем! Отцепим паровоз, и пусть машинист едет сам куда хочет!

На это начальник ничего не ответил. Он повернулся и вошел в свой вагон. Мы тоже разошлись. Мне, как и всем, сильно хотелось есть, но главное мне нужно было накормить жену: ведь она с ребенком, а грудного ребенка заставлять голодать — невозможно!

Прошло часа два, и к станции подъехала дрезина, к которой был прицеплен вагон. Все население нашего поезда высыпало наружу. Вагон подкатили к нашему поезду и прицепили к нему. Вышел начальник и сказал, что сейчас будут выдавать продукты. Все бросились к вагону-кладовой, и остановились. Там стояли часовые с автоматами. У них был приказ никого близко не подпускать. Начальник сказал, что от каждого вагона нужно выбрать уполномоченных, которые получат продукты на всех.

Выдача была такая: по одному караваю хлеба на пятерых, по одной пачке прессованной консервированной каши на каждого, а еще добавка: по три сырых картофелины.

При виде такого скудного пайка все приуныли, многие стали ругаться, но голод не тетка — принялись доставать котелки, кастрюльки и прочую посуду. Нужно было поскорее сварить кашу и картошку. Вдоль всего поезда стали подыматься дымки костров — подобие кочевого табора.

Я вытащил котелок, который мы уже собирались было выбросить, да по счастью, не выбросили. Быстро развел костер, сбегал к паровозу за водой и принялся варить кашу. Вода начала закипать. Наставление, напечатанное на обложки пачки концентрата, рекомендовало всыпать кашу в кипящую воду и кипятить ее еще полчаса.

Вода закипела. Следуя наставлению, я всыпал кашу в котелок и… поезд двинулся в дальнейший путь, без всякого предупреждения.

Поднялся страшный крик. Люди схватывали горячие кастрюли и котелки и бросались догонять поезд, на ходу передавая драгоценную еду, обжигаясь и ежесекундно рискуя свалиться под колеса. Но хотя поезд набирал скорость, как бы специально ради издевательства — кажется, никто не оставил на костре своего котелка.

В вагоне все страшно ругались, говоря, что начальник нарочно нам это подстроил, в отместку за наши требования… Может быть, это было действительно так.

Я Внутренне перестраиваюсь

Я попробовал кашу. Она была еще твердая, но есть ее можно было. А чего нельзя есть голодному, который не знает, когда ему удастся поесть в следующий раз? Мы начали есть недоваренную кашу. Бог знает, какого она была вкуса и вообще, имела ли она какой-нибудь вкус. Это была пища, то-есть — жизнь. Жаловаться некому и некуда.

Я понял — не один я, конечно, — что придется крепко бороться за свое существование, иначе погибнешь, пропадешь, и никто на твою погибель не обратит ни малейшего внимания. Война, плен, концлагерь — люди не раз испытывали это положение, когда каждый думает только о себе, боясь, как бы не упасть и не быть затоптанным… Да, но ведь война окончилась, люди едут по домам, к ним протянуты руки любящей родины!

Что-то было не в порядке в этом мире…

Со мною была жена и ребенок — двое беспомощных существ. Единственная их защита — это я. Мне нужно было стать не таким, каков я от природы, стать жестким, настойчивым, сильным и решительным. И к моему удивлению, во мне — не могу объяснить, как — произошла душевная перемена, которой я сам себе не представлял. Передо мною стояла только одна цель: я должен доставить жену и ребенка домой живыми и здоровыми, а уж какими путями это будет сделано — совершенно безразлично.

Я со звериной жадностью ел свою долю каши, твердо надеясь, что эта клееобразная масса не причинит мне вреда. Так оно и было. Жена тоже благополучно справилась с недоваренным концентратом. Но многие заболели и отчаянно мучались.

К вечеру мы прибыли в какой-то большой город. Начальник эшелона прошел вдоль поезда, объявляя, что на этой станции мы простоим целую ночь, так что можно будет не спеша сварить себе поесть. На вопрос, можно ли отлучиться от поезда, начальник ответил, что можно, но на свой собственный риск.

Я выскочил из вагона и стал осматриваться. Мы стояли на запасном пути. Вдали виднелся город, было видно что он — большой, но как он назывался, никто из нас не знал. Повсюду вдоль колеи видны были огни костров: репатрианты готовили себе ужин. Картина как будто мирная, но от нее мучительно щемило сердце.

Когда совсем стемнело и многие, поужинав, улеглись спать, я решил немножко пройтись. Мне безотчетно хотелось удалиться от поезда, который мне сделался глубоко противен. Когда я добрел до вагона начальника поезда, то заметил, что он тоже прогуливается. Но я прошел мимо него, не останавливаясь. Он окликнул меня. Я остановился, он подошел ко мне:

— Вы это куда собрались? Вы, случайно, не драпу ли собираетесь давать?

Я не сразу сообразил, что он хочет сказать. С какой стати я стал бы убегать?

— Если собираетесь драпать, то послушайте хорошего совета: не нужно. Все равно поймают, тогда еще хуже будет.

— Да зачем же мне? Если бы я не хотел ехать, то просто напросто остался бы у себя дома!

— Где это: дома? — удивился он.

— Во Франции! Я ведь не советский… У меня французское гражданство, и я еду к семье моей жены в Советский Союз. Вот, вышел пройтись, надо ноги размять.

— Вот это здорово! — воскликнул начальник эшелона, — я и не предполагал, что в моем поезде есть французы!

Его голос звучал уже приветливо.

— Куда вы едете, конкретно?

— В Краснодар.

— А где ваша жена?

— Она в вагоне. Укладывает маленького спать.

— Сколько вашему ребенку?

— Две с половиной недели.

Начальник эшелона тихонько присвистнул.

— Вот это номер… Едет себе такое существо, и не подозревает, куда его папка с мамкой везут.

Он произнес эти слова как бы про себя. И потом решительно обратился ко мне:

— Вы знаете что? Забирайте ваши вещи и переходите в мой вагон.

Я положительно окаменел от неожиданности. Неужто, в самом деле, этот странный человек добр?

— Что же вы стоите? Валяйте, приводите жену с ребенком. Только… Старайтесь — тихонько, потому что не могу же я забрать в свой вагон всех, у кого дети.

В нашем вагоне уже почти все спали, однако не все. Я не знал, как устроить, чтобы наш уход не заметили. Моя жена еще не спала. Я шепотом объяснил ей, в чем дело. Она сразу встала и взяла ребенка на руки. Осторожно переступая в темноте через спящих, мы добрались до дверей. Я соскочил и принял ребенка. Он крепко спал. Жена тоже спрыгнула наземь и мы пошли к пассажирскому вагону. Начальник ожидал нас у дверей. Тут только вспомнил я, что забыл поблагодарить. Но он только махнул рукой.