Павел Белов - За нами Москва Страница 8

Тысячи машин - такое богатство нельзя было оставлять врагу. Требовалось не только прикрыть хвост колонны от наступавшего противника, но и организовать доставку горючего, вытащить застрявший транспорт. Я занялся этим, отложив на время другие дела.

Специальных дорожных подразделений в моем распоряжении не было. Пришлось искать какой-либо другой выход из положения.

Особенно тяжелой была дорога в низине, проходившая по берегу мутной, вспухшей от дождей речки. Там грузовики тонули в грязи. Шоферы бросали под колеса бревна, плетни, заборы. Бросали как в прорву. Нужны были люди, много людей. Но где их взять?

Подъезжая верхом к мосту, я увидел большую толпу: это местные жители пришли на расположенный поблизости маслозавод. Оказывается, администрация завода решила раздать населению масло, чтобы оно не досталось фашистам.

Начальник штаба корпуса полковник Грецов предложил выдавать масло только тем, кто окажет помощь шоферам. По два ведра каждому, кто засыплет щебнем метр дороги на самом трудном участке. Впрочем, люди работали не только за масло. Из ближних сел пришла молодежь, комсомольцы. Они принялись за дело вместе с красноармейцами.

Наиболее сложным оказалось доставить горючее. Я связался с летчиками, попросил помочь. Но у них не было грузовых парашютов. А на размякший грунт самолет не приземлится. Летчики начали сбрасывать канистры с горючим - они почти все разбивались. Ничего не оставалось другого, как с помощью местных жителей наладить подвоз горючего на быках и на лошадях. Каждый водитель хотел получить горючее как можно скорее. Едва подходила повозка, к ней бросались десятки шоферов и с трудом удерживались, чтобы не пустить в ход оружие. Потребовалось установить строгий контроль за распределением.

. Так или иначе, но пробка на дороге стала рассасываться. Между тем я имел приказ прибыть 28 октября в село Велико-Михайловка. Времени оставалось в обрез. Но и бросить машины я не мог. Требовался энергичный командир, чтобы навести на дороге окончательный порядок, спасти транспорт. Я поручил это начальнику штаба корпуса полковнику Грецову. С ним осталось несколько командиров штаба.

Конь мой испуганно захрапел, шарахнулся в сторону и остановился. Внизу, у самых ног Победителя, шевелилась какая-то темная масса.

- Куда прешь?! Не видишь, что ли! - раздался сердитый крик.

Я узнал голос начальника разведки.

- Кононенко, вы?

- Извиняюсь, товарищ генерал, не разобрал в темноте.

- Вы что это на дороге сидите?

- Не сижу, товарищ генерал. Лежу. Кобыла проклятая! Упала - и как колода.

- Встать не можете?

- Ногу придавила. Чуть в грязюке не задохнулся.

Кононенко старался отвечать, как всегда, бодро, даже весело. Такой уж неунывающий он человек. Но я понимал, что капитану не так-то уж весело. И больно, и жаль красавицу кобылу, предмет его гордости.

Бойцы помогли Кононенко подняться. В это время ко мне подъехал комиссар корпуса Щелаковский.

- Слушайте, Павел Алексеевич, люди устали, - тихо сказал он. - И люди и лошади. Сами видите. Может, остановимся? Деревня близко.

- Нельзя, Алексей Варфоломеевич. Приказ.

- Знаю. Только не пойму, к чему спешка такая. Ведь в резерв нас выводят.

Что я мог ответить комиссару? Мы с ним были добрыми друзьями и жили, как говорится, душа в душу. Я знал столько же, сколько и он. А строить догадки и предположения не хотелось.

Мы тронулись дальше. Щелаковский остался, пропуская мимо себя колонну, подбадривая красноармейцев. Снова зачавкала под копытами грязь. Моросил нудный дождь. Холодный ветер дул в лицо, проникал под мокрую бурку. И снова потянулась дорога, казавшаяся бесконечной. Мы уходили на восток, зная, что все оставленные нами места будут заняты ненавистными фашистами. Горько и тяжело было на душе.

Велико-Михайловка - обыкновенное село, каких много в нашей стране. Но это село памятно для старых кавалеристов. 30 ноября 1919 года конный корпус С. М. Буденного после ожесточенного боя овладел Велико-Михайловкой. С этого дня корпус стал Первой Конной армией. В моем корпусе было немало бывших конармейцев. Мне и самому довелось в свое время служить в Первой Конной.

Мы приехали в село ночью, в кромешной тьме. Кое-как разместились на ночлег. Утром, немного отдохнув, я вышел на улицу. По обе стороны ее тянулись белые мазанки. За плетнями стояли голые деревья.

Через село двигались на восток небольшие подразделения, отдельные группы пехотинцев, бойцы-одиночки, отбившиеся от своих. Полы шинелей заткнуты за ремни, воротники подняты, пилотки надвинуты на уши. Картина удручающая. Но я не первый раз видел отступающих на военных дорогах и по опыту знал, что среди этих людей много хороших бойцов. Нужно было только организовать их, дать им энергичных командиров, поставить перед ними боевую задачу.

Мне запомнился разговор с одним из отступавших. Это был уже немолодой, лет под сорок, боец с множеством морщин на усталом лице. Когда я подозвал его, он взял винтовку к ноге, представился по уставу.

- Куда идете? - спросил я.

- До военкомата, - ответил он и объяснил, что такое у него выработалось правило. Два раза он попадал на передовую, и оба раза его часть оказывалась в окружении. Он пробивался с товарищами через немецкое кольцо, сразу же разыскивал ближайший военкомат и просил, чтобы его снова отправили на фронт. Теперь он разыскивал военкомат в третий раз.

- Все по закону, - солидно сказал красноармеец. - Каждый раз отметку делаю, чтобы порядок был. И каждый раз при оружии являюсь. - Он посмотрел на меня и вдруг добавил просительно: - Товарищ генерал, возьмите меня к себе. Надоело зад немцам показывать, драться хочу!

Я подумал тогда, что на этого солдата можно положиться, такие, как он, не подведут в трудном бою. Вот эти отступающие красноармейцы, обстрелянные, испытавшие горечь поражения, проникшиеся ненавистью к фашистам, - они-то и составят костяк тех рот и батальонов, которые погонят немцев на запад.

С этого разговора начался для меня день, который принес очень важную, взволновавшую нас всех новость: я получил шифрованный приказ - погрузить корпус в вагоны на станциях близ Нового Оскола и отправиться в распоряжение Ставки Верховного Главнокомандования. Теперь стало понятно, почему нас так торопили.

В приказе указывалась и станция выгрузки - Михнево. Ни я, ни работники штаба не знали, где она находится. На наших картах Михнево не значилось. Пришлось мне послать на местную почту командира из оперативного отдела. Поручение было «дипломатическое»: узнать, где находится Михнево, не привлекая внимания работников связи. Вашурин - высокий стройный майор - очень подходил для этой цели: на почте работали девушки.