М. Загребельный - Сергей Параджанов Страница 8

В зимних Карпатах проходил практику учащийся высших режиссерских курсов Иван Драч. Ему запомнился режиссер чрезмерно, несравненно ярким: «Я очутился в этом кинодействе, влюбился, конечно, в Параджанова, как каждый неофит, который идет на зов такой яркой зари».

Множество карпатских сел объездил в начале 1960-х Сергей Иосифович в поисках истинного гуцульского духа для фильма. Еще задолго до начала съемок он решил, что большинство ролей в картине сыграют не актеры, а земляки Коцюбинского, настоящие гуцулы. Он нашел таких в поселке Верховина (Ивано-Франковская область).

«Он стал жить среди гуцулов, учить обычаи и звать людей в кино, – вспоминает пенсионерка Г. Бойчук. – Я сразу не согласилась, потому что много работы было, но уже зимой пошла на съемки. Снималась во многих массовых сценах». Каждый эпизод согласовывал с гуцулами, и лишь однажды возник спор. Параджанов хотел снять сцену свадьбы, где на молодых надевают ярмо. Гуцулы восстали: «Опозорить нас хотите? Мы никогда так не делали». Режиссер настаивал на своем, долго пояснял разгневанной массовке символическое значение этого момента в фильме, говорил о том, что Иван женится на Палагне, заведомо зная, что им обоим придется тянуть ярмо собственного брака. Мудрые гуцулы с доводами согласились».

«Когда снимали сцену похорон и женщины плакали, Сергею Иосифовичу все не нравилось. Он спросил, почему они неестественно плачут. Женщины ответили, что сильно плакать могут только по тому, кого хорошо знают. Привели старика, положили в гроб, и тут все как заревели…» – вспоминают свидетели. Сцены с колдовством консультировал настоящий мольфар (знахарь) И. Шкрибляк, который потом в одном из эпизодов сыграл самого себя.

В доме, где жил режиссер, сегодня музей. Вся хата из дерева, внутри старинная мебель ручной работы, только выцветшие занавески на окнах – городская мануфактура. Их повесил еще Параджанов, он не понимал, как гуцулы могут спать с «голыми» окнами. «Увы, у нас не так много экспонатов, связанных с фильмом, – вздыхает директор музея Г. Мокан. – В основном это переснятые фотографии и одежда, в которой снимались актеры. Есть посуда и мебель». Каждую субботу в этом доме у Параджанова собирались гости.

Режиссер готовил для всех армянские и грузинские блюда. «Он любил создавать театр вокруг. Однажды взял бутылку сухого вина, перевернул ее на одном конце дождевого желоба, быстро побежал к другому, открыл рот и пил до последней капли», – вспоминает Бойчук. Жители говорят, что в хату к Параджанову ходили, как в церковь. Каждый хотел оставить мастеру подарок: вышивали рушники, сорочки, дарили старинные иконы. Возможно, именно поэтому, когда режиссер вернулся в Киев с массой карпатских сокровищ, и пустили слух, что он просто обчистил гуцулов. «Это неправда, ему много всего дарили. Это было за счастье. Но и он поступал так же, – говорит Мокан. – Каждый раз из Киева привозил несколько коробок с киевскими тортами, звал всех в гости и угощал».

На премьеру в Верховину приехала вся съемочная группа, пришли актеры массовых сцен – полсела. Когда после показа включили свет, то все плакали. «В то время здесь жили другие люди, они умели радоваться простым вещам и сопереживать. Они чтили традиции, и то, что запечатлел на страницах книги Коцюбинский, и то, что снял Параджанов, – это было о них. Сейчас жители изменились, мало кто пустит в дом бесплатно переночевать прохожего. Молодежь стремится уехать в столицу, и практически никто не хочет перенимать традиции, – сетует Мокан. – После славы параджановской ленты в Верховину за вдохновением потянулись другие режиссеры. Здесь снимали гуцульский боевик «Аннычка» и «Каменную душу». Но многие из наших отказывались играть у других киношников. Гуцулы остались верны своему режиссеру: армянину, грузину и украинцу».

Простым украинским тыном огорожен просторный гуцульский двор В. Химчака. Здесь на десяти сотках земли снимали около десятка натурных сцен, здесь же в простой хате жил Параджанов. Химчаку было шесть, когда в дом к его деду вселился режиссер: «Мой дед был очень образован, водил экскурсии по горам, свято чтил гуцульские традиции, вот его и порекомендовали Сергею Иосифовичу. Ему отвели главную комнату в доме, там стояла деревянная кровать и стол, от всего другого Параджанов отказался, хотел жить, как гуцул».

Тогда он попробовал бануш (национальное блюдо на основе кукурузной каши), брынзу и даже учился готовить эти блюда. «С дедом он ходил на праздники, смотрел, запоминал, потом стал участником крестин, крестил сына наших родственников», – говорит Химчак. Ему запомнилась невероятная щедрость режиссера – стоило кому-то из селян сказать, что ему нравится какая-то вещь, режиссер тут же ее дарил: «Однажды он принес добротный кожух и, увидев, что деду очень понравилась вещь, сказал: “Нравится? Бери, дарю!”» В нескольких эпизодах снимался и Химчак, после этого он даже хотел поступать на оператора, но отговорили родители. Василий выучился на ветеринара, вернулся на Верховину и создал в старой хате деда музей фильма.

Преподаватель Ивано-Франковского медуниверситета только недавно рассказала студентам, что снималась в культовом фильме, В. Шедания играла маленькую Маричку:

«В пионерском лагере «Верховина», где я отдыхала, прошел слух, что к нам едут из Киева отбирать актеров для фильма. Детвора только об этом и говорила, нас спать не могли уложить. И вот день кастинга настал. Я запомнила эту встречу очень хорошо: по зеленому склону спускались ярко одетые, веселые люди. Впереди шел бородатый мужчина в сомбреро и пончо, это был Параджанов. Вскоре около него выстроилась очередь из девочек младших отрядов. Так как я была самой маленькой в лагере, тогда мне только исполнилось семь, то пришла на пробы одной из последних. Никто из окружающих даже не думал, что мной заинтересуются. Я вскарабкалась на стул и прочитала то, что вспомнила: «Зайку бросила хозяйка…» К концу выступления хохот стоял такой, что дрожали стекла. Меня позвали еще на одни пробы в Киев, и там я уже в костюме работала на камеру. Когда меня утвердили окончательно, то кто-то сказал отцу, что такую девочку, как я, режиссер искал несколько лет.

Он старательно и тщательно работал над каждым кадром, снимали минутный эпизод три-четыре дня, и нам, детям, это сложно было понять. Если у нас не получалось, то Параджанов всегда придумывал хитрость, как добиться нужной реакции. Однажды, когда мне не удавалось естественно вышивать и петь, он все бросил, присел возле меня и сказал: «Валюша, смотри, вышивать нужно вот так…» и научил меня. Еще был такой интересный момент. У моего напарника Игоря не получалось натурально меня ударить в эпизоде, когда мой отец убивает его отца. Тогда Параджанов меня подозвал и посоветовал: «Скажи ему, что он дурак». И вот, когда начали заново, я поступила, как он хотел. Так Игорек такую оплеуху мне отвесил, что у меня аж слезы брызнули!