Николай Зенькович - Высший генералитет в годы потрясений Мировая история Страница 8

Шестого июля немцы нанесли страшный удар в стык митингующих русских армий. Юго-Западный фронт обратился в беспорядочное бегство. Корнилов послал отчаянные телеграммы Брусилову в Ставку и Керенскому в Петроград с требованием ввести смертную казнь за дезертирство и отказ выполнять приказы, немедленно восстановить единоначалие в армии. Иначе — катастрофа.

Первым откликнулся Брусилов. Лавр Георгиевич с изумлением вчитывался в телеграфную ленту, поступившую из Ставки. Главковерх вместо одобрения предлагаемых Корниловым жестких мер грозил нарушителям воинской дисциплины… лишением гражданских прав.

— Что сие означает? — едва сдерживая ярость, спросил командующий фронтом.

— Наверное, неучастие во всеобщих выборах, — высказал догадку начальник штаба генерал Лукомский.

Оскорбленный Корнилов продиктовал новую телеграмму военному министру Керенскому. В ней говорилось, что если правительство не утвердит предложенные им меры и тем самым лишит его единственного средства спасти армию, то он, генерал Корнилов, самовольно сложит с себя полномочия командующего фронтом. «Я никогда в жизни не соглашусь быть одним из орудий гибели Родины».

Но, очевидно, Керенскому было не до отчаянных телеграмм с Юго-Западного фронта. Развитие событий в Петрограде снова приобретало драматический поворот, и снова камнем преткновения стали части Петроградского гарнизона, которые, как и в апреле, попытались отправить на фронт.

Большинство этих полков полностью находилось под влиянием антивоенной пропаганды большевиков. Попытка правительства избавить столицу от вооруженных толп окончательно разложенных и развращенных людей в очередной раз вызвала кризис власти. Солдаты отказались идти в окопы. Большевики умело воспользовались их недовольством и, не решаясь пока призывать к открытому вооруженному восстанию против Временного правительства, выдвинули лозунг «мирной вооруженной демонстрации».

Ранним утром третьего июля сотни тысяч людей с красными знаменами вышли на улицы. К рабочим присоединились солдатские и матросские колонны. Многие лозунги содержали требование отставки Временного правительства. Его глава князь Львов растерялся.

Только к исходу дня правительство собралось с духом и решило применить силу. Против более чем двадцати тысяч матросов бросили казачьи части. Всадники с гиканьем налетели на чернобушлатников, засвистели нагайки. Матросы бросились врассыпную. Казаки преследовали их, сбивали с ног. За «братишек» вступилась одна из пулеметных команд, вышедшая на демонстрацию с «максимами». Казаки падали с коней, расстреливаемые в упор очередями.

Потери с обеих сторон составили 56 человек, несколько сот получили ранения. К вечеру хлынул сильный ливень, который разогнал манифестантов по домам и казармам. В те времена до водометов еще недодумались, и разыгравшаяся стихия природы одержала победу над стихией людей.

Шестого июля правительство князя Львова отдало приказ об аресте Ленина и Зиновьева, которые были объявлены главными зачинщиками беспорядков в столице. Однако обоим удалось скрыться и переждать опасное для них время в Разливе. Газеты писали о том, что выступление большевиков в Петрограде удивительным образом совпало с Тарнопольским прорывом немцев, в результате которого Юго-Западный фронт практически развалился. Некоторые издания прямо указывали, что оба события координировались из одного центра. Вновь запестрели публикации о запломбированном вагоне с Ульяновым-Лениным и его соратниками, подозрительно беспрепятственно пропущенном германской разведкой через свою страну, находящуюся в состоянии войны с Россией.

Во время третьеиюльских событий военный министр Керенский находился на фронте. Выступление большевиков было внезапным, он вернулся в Петроград к шапочному разбору. С фронта Керенский посылал князю Львову телеграммы с требованием самых решительных действий против бунтовщиков. Хватит миндальничать! Революция должна быть сильной и безжалостной по отношению к врагам.

Военного министра, наверное, укрепило в необходимости жестких мер пребывание в отступавших войсках Юго-Западного фронта. Картины бежавшего воинства вызывали стыд. Корнилов на свой страх и риск делал все, чтобы остановить грабежи и разбой. Он отважился даже на крайнюю меру устрашения и приказал беспощадно вешать каждого, кто будет пойман на мародерстве. Керенский своими глазами видел на придорожных столбах болтавшиеся в петлях тела солдат без сапог с дощечками на груди, объяснявшими, каким позорным занятием занимались повешенные.

О маленьком решительном генерале, не побоявшемся ввести у себя на фронте смертную казнь вопреки решению безвольного правительства, Керенский вспомнил восьмого июля, когда сменил князя Львова на посту министра-председателя. Наблюдательный военный министр обратил внимание, что Корнилов передвигался в окружении всадников в высоких белых папахах и малиновых халатах, и это придавало им экзотический вид. На боку у них болтались кривые сабли. Это был знаменитый корниловский конвой.

Четвертый эскадрон Текинского кавалерийского полка составил личный конвой генерала Корнилова в бытность его командующим 8-й армией.

Приехав в Каменец-Подольский, новый командующий поочередно устраивал смотр всем частям своей армии. Текинский полк был полностью укомплектован туркменскими всадниками. Корнилову они понравились, и он высказал пожелание, чтобы из их числа был сформирован конвой, полагавшийся ему по должности.

С тех пор они вместе. Текинцы полюбили Корнилова. Хотя и пехотный генерал, но степняк по всем повадкам. Прекрасно сидит в седле, разбирается в лошадях. А когда туркмены узнали, что генерал знает Коран и может говорить на их родном языке, поклялись быть преданными ему до конца.

Эскадрон конвоя представлял собой живописное зрелище. Белые косматые папахи и малиновые халаты всадников заметно выделялись своей пестротой на фоне серого пехотного обмундирования. Лица конвойных были неприветливыми, глаза узкими. Безжалостным текинцам, казалось, страх был неведом. Каждого, кто без вызова хотел попасть на прием к командующему фронтом, останавливал зычный окрик:

— Нылза! Рэзать будым!

Восемнадцатого июля диковиные всадники выгрузились из вагонов специального поезда, прибывшего в Могилев. Станционные служащие и немногочисленные прохожие с изумлением уставились на невиданных здесь конников.

У выхода из здания вокзала стоял автомобиль. В него в сопровождении спешенных текинцев уселся маленький генерал с раскосыми глазами. Всадники в громадных белых папахах и малиновых халатах взяли автомобиль в полукольцо. Кортеж двинулся в сторону Ставки. Генерал Корнилов прибыл к новому месту службы и вступил в должность Верховного главнокомандующего русской армией.