Владимир Шигин - Лжегерои русского флота Страница 8

Тело лейтенанта Тона также было выброшено за борт.

Отечественные историки, пытаясь хоть как-то приукрасить жуткие события на «Потёмкине», писали, что добрые мятежники хотели было поначалу вообще выбрать Тона своим командиром, так они его, мол, любили! Но лейтенант оказался каким-то несговорчивым. К тому же он публично послал Матюшенко куда подальше, ну и тот, надо понимать, сильно обиделся… Впоследствии говорили, что Тон, якобы даже первым выхватил револьвер и направил его на Матюшенко. Но ловкий Матюшенко успел выстрелить в Тона первым (дескать, Тон сам во всём виноват). На самом деле всё было, как мы теперь знаем, куда более кроваво.

Из воспоминаний потёмкинца И. Старцева: «Потом подняли наверх на ют с батарейной палубы правого борта лейтенанта Тона. Он хотел взорвать пороховые и патронные камеры (таких на броненосце никогда не было. — В.Ш.). Но так как провода заблаговременно (!) были перерезаны, то взорвать не удалось. Матюшенко приказывает снять погоны. Тон выхватывает в судорожном состоянии из кобуры револьвер и хочет выстрелить в Матюшенко, но Матюшенко выстрелил из винтовки, и револьвер выпал из руки Тона».

Потёмкинец И. Лычёв в своей книге воспоминаний «Потёмкинцы» буквально упивается рассказом о своём участии в убийстве офицеров: «Офицеры настолько перепугались, что даже не пытались применить оружие. Лишь один из них, лейтенант Толь (так у Лычёва, на самом деле, разумеется, это был лейтенант Тон), командовавший минными аппаратами, бросился в минное отделение, чтобы взорвать броненосец, но матросы заметили это и вовремя схватили Толя, вытащили его на палубу. Матюшенко обратился к нему с предложением: „Если хочешь быть с нами, то останешься в живых“. В ответ он услышал — „дурак“, и над головой Матюшенко просвистела пуля. Матюшенко тут же застрелил Толя. Чтоб избегнуть матросского гнева, большинство офицеров искало спасения в бегстве, бросились за борт. Вслед за ними бросились в море и некоторые кондуктора. Мы перенесли огонь за борт, начав обстреливать беглецов. Офицеры продолжали плыть. Их обстреливали до тех пор, пока они не скрывались под водой».

Остальные же офицеры тоже были убиты самым зверским образом. При этом никто из них практически (за исключением разве что Гиляровского) даже не пытался сопротивляться.

Из воспоминаний потёмкинца С. Токарева: «Офицеры до того перепугались, что многие даже не пытались стрелять (дело в том, что при себе револьверы были далеко не у всех. — В.Ш.). Некоторые офицеры сопротивлялись, но были расстреляны. Некоторые бросились в воду. Они искали спасения, но пули догоняли их».

Чтобы хоть как-то оправдать изуверскую расправу над беззащитными офицерами, в советское время придумывалась всевозможная чушь, лишь бы их опорочить. Вот один из образчиков таких «исследований»: «…Н.Ф. Григорьев и Н.Я. Ливинцев были убиты в воде при попытке добраться до миноноски». Дескать, сами и виноваты, нечего было убегать, да ещё плыть на миноносец, чтобы дальше пакостить! Разумеется, офицеры прыгали в воду! А что бы вы делали, когда за вами бы гонялся с винторезами Матюшенко со товарищи?

Не всё понятно и со смертью лейтенанта Неупокоева. В начале мятежа Неупокоев находился на юте рядом с Гиляровским. По официальной версии и ряду воспоминаний, он был там же убит из винтовки кем-то из выскочивших наверх вооружённых мятежников. К примеру, потёмкинец Н. Рыжий вспоминает: «Восстановить порядок пытался только… помощник капитан 2-го ранга Гиляровский и лейтенант Неупокоев, которые и были расстреляны немедленно (не убиты, а именно расстреляны. — В.Ш.), а остальные офицеры были арестованы».

Однако матрос Г. Полторацкий описывает куда более жуткую смерть этого храброго офицера: «В каземате лейтенант Неупокоев не давал матросам брать винтовки. Его убили прикладами».

Из кают-компании бунтовщики вытащили мичмана Бахтина, которого тут же забили ногами и стульями (!) до полусмерти. Но, на его счастье, рядом не оказалось Матюшенко, а потому, избив мичмана, добивать его матросы всё же не стали, а бросили. Судового священника Пармёна били прикладами по лицу, превратив его в кровавую массу. Не дали матросы Матюшенко убить и мичмана Макарова, доставившего на броненосец злополучное мясо, которого команда любила за доброе отношение и заботу. Не решившись на открытый конфликт, Матюшенко на сей раз отступил.

Раненный в начале мятежа на палубе в живот врач Смирнов кое-как добрался до своей каюты и лёг на койку. Фельдшер Бринк пытался оказать ему помощь, но его выгнали. Расправиться с врачом пожелал сам «пахан». С юмором профессионального живодёра Матюшенко поинтересовался у истекающего кровью: «Ну что, мясо-то хорошее было? Вот мы тебя сейчас на котлеты и изрубим». По его приказу матросы вытащили стонущего Смирнова на верхнюю палубу и с криком: «Раз, два, три» — выбросили ещё живого за борт. После этого пытавшегося плыть Смирнова добили выстрелом в голову. Остальные офицеры и кондукторы были избиты прикладами и ногами, связаны и заперты в кают-компании. Матюшенко и его помощники к этому времени уже просто подустали от кровавых дел и решили передохнуть.

По другой версии, врача убивали подручные Матюшенко: квартирмейстер Курилов, рулевой Самойленко и матрос второй статьи Фурсаев. Они якобы вытащили тяжелораненого Смирнова наверх. «Мясо хорошее?» — кричали ему. «Нет», — ответил врач. «Что же ты сказал, что хорошее?» Смирнов не нашёл ответа, и мятежники, подняв его на штыки, выбросили в море. Есть другие варианты предсмертного глумления над врачом, но суть их примерно та же.

Верный матюшенковец Лычёв расправу над Смирновым в своих мемуарах описал так: «Суд был краток и единодушен: „За борт подлеца!“ — и Смирнов полетел в море. А чтобы ему не пришлось долго плавать, один из матросов пустил ему вслед пулю с напутствием: „Ты нас заставлял есть червей, теперь сам покорми рыб!“»

В ряде мемуаров и исторических работ к истории убийства подошли более творчески. Дело в том, что как ни крути, а зверские убийство врача не красит даже самых продвинутых революционеров, ведь врач, он и есть врач! Поэтому, чтобы хоть как-то оправдать убийство доктора Смирнова, был придуман поистине иезуитский ход. Уже знакомый нам историк Ю. Кардашёв пишет, что врач Смирнов сам себе нанёс рану ножом (!), сделав «надрез на коже живота». Прямо не корабельный врач, а самурай, делающий себе харакири. Сделал он это якобы для того, чтобы притвориться раненым и вызвать к себе жалость у мятежников, вот ведь какой подлюга! Ну как такого не прикончить!

Вспоминает матрос Г. Полторацкий: «Доктор Смирнов для спасения себя сделал себе в мякоть самострел и спрятался в лазарет. Доктора Смирнова выбросили за борт».