Александр Владимирский - Великий Ганди. Праведник власти Страница 8

Когда Ганди возмущался расовой дискриминацией индийцев, то слышал в ответ: «Только мы способны, чтобы заработать денег, сносить оскорбления, не возмущаясь… Эта страна не создана для таких людей, как вы».

Переломным стал следующий инцидент. Во время переезда из Дурбана в Преторию, где Ганди предстояло выступать в суде, он путешествовал, как обычно, первым классом. На вокзале в Питермарицбурге, столице Наталя, около девяти часов вечера в купе, где находился Ганди, вошел белый пассажир. Он был возмущен, обнаружив, что его соседом является «цветной». Ганди попросили покинуть купе, но, несмотря на приказ проводника: «Следуйте за мной, ваше место в общем вагоне!» — он категорически отказался это сделать. Тогда полиция выставила его на перрон. Дело случилось зимой, и в зале ожидания было холодно и темно. Свое пальто Ганди вместе с чемоданами оставил у начальника вокзала и всю ночь дрожал от холода.

В эту ночь на 4 апреля 1894 года, ночь унижения, Ганди решил: «Лишения, которым я подвергался, были проявлением серьезной болезни — расовых предрассудков. Я должен попытаться искоренить этот недуг насколько возможно и вынести ради этого все предстоящие лишения. Удовлетворения за обиду я должен требовать лишь постольку, поскольку это необходимо для устранения расовых предрассудков». Так родился Ганди — борец за права угнетенных и за освобождение Индии от колониального ига.

На следующий день унижения продолжились. Из Чарлзтауна в Йоханнесбург поезда не ходили, пришлось ехать дилижансом. Это путешествие Ганди запомнил на всю жизнь. «Пассажиров надо было разместить внутри дилижанса, но так как я был для них „кули“, да еще нездешний, то проводник, как называли белого, распоряжавшегося дилижансом, решил, что меня не следует сажать вместе с белыми пассажирами. В дилижансе было еще два сиденья по обе стороны от козел. Обычно проводник занимал одно из наружных мест. На этот раз он сел внутри дилижанса, а меня посадил на свое место. Я понимал, что это полнейший произвол и издевательство, но счел за лучшее промолчать. Я бы все равно не добился, чтобы меня пустили в дилижанс, а если бы я стал спорить, дилижанс ушел бы без меня. Я потерял бы еще день, и только небу известно, не повторилась ли бы эта история и на следующий день. Поэтому, как ни кипело у меня все внутри, я благоразумно уселся рядом с кучером». Но вскоре «проводнику захотелось сесть на мое место, чтобы покурить, а может быть, просто подышать свежим воздухом. Взяв у кучера кусок грязной мешковины, он разостлал его на подножке и, обращаясь ко мне, сказал: „Сами, ты сядешь здесь, а я хочу сидеть рядом с кучером“». Ганди самым решительным образом отказался. И даже заявил, что имеет полное право ехать внутри дилижанса. Дальше, по словам Ганди, события развивались следующим образом: «В то время как я с трудом выговаривал эти слова, проводник набросился на меня и надавал мне хороших затрещин, затем схватил за руку и попытался стащить вниз. Я вцепился в медные поручни козел и решил не выпускать их, даже с риском переломать руки. Пассажиры были свидетелями этой сцены — они видели, как этот человек бранил и бил меня, в то время как я не проронил ни слова».

В конце концов пассажиры, видя, как здоровяк проводник избивает тщедушного Ганди, заступились за индийца. Прибыв в Преторию, Ганди организовал собрание всех индийцев, проживающих в этом городе, чтобы обсудить их положение в Трансваале. Ганди так рассказал об этом в автобиографии: «Шет Тайиб Ходжи Хан Мухаммад занимал в Претории такое же положение, как Дада Абдулла в Натале. Ни одно общественное начинание не обходилось без него. Я познакомился с ним в первую же неделю и сказал, что намерен сблизиться со всеми индийцами в Претории».

Ганди произнес речь «О честности в делах», в которой призвал восстановить репутацию индийских купцов, убежденных, что «истина и бизнес несовместимы», и «пробудить в купцах сознание долга, которое им вдвойне необходимо». Тем самым в обществе стало бы меньше оснований для негативного восприятия индийцев. Ганди также призвал индийцев соблюдать правила гигиены, чтобы лишить европейцев оснований считать индийцев грязными, никогда не моющимися людьми. Он убеждал соотечественников, что различия между индусами, мусульманами, парсами и христианами не являются существенными для общего дела всех индийцев. Ганди предложил создать ассоциацию индийцев Южной Африки, которая будет защищать их права. Он пообещал отдать все свое время работе в этой ассоциации, которая будет официально обращаться к властям по поводу притеснений и дискриминации, которым подвергается индийская община в Южной Африке. Чтобы продемонстрировать серьезность своих планов, он предложил обучить всех желающих индийцев английскому языку, без которого в учреждениях нечего было делать.

И вот 22 мая 1894 года, в богатом доме Дады Абдуллы в Дурбане (Наталь) собрались местные индийские буржуа и интеллигенты. На этом собрании Ганди предложил по образцу Индийского национального конгресса, действовавшего в Индии с 1885 года, создать Индийский конгресс Наталя (ИКН). Он должен был содержаться на средства состоятельных индийцев из этой британской колонии.

ИКН информировал колониальную администрацию в Натале и прессу о бедственном положении индийского населения, устраивал просветительские лекции, старался улучшить санитарные условия в индийских поселках, обучал детей грамоте на родном и английском языках, занимался вопросами труда и быта «кули».

Ганди опубликовал два обращения — «Воззвание ко всем британцам Южной Африки» и «Избирательное право индийцев — призыв». Он старался привлечь внимание общественности и властей к бедственному и бесправному положению индийцев в Южной Африке. Эти обращения были изданы в виде брошюр. Либеральная часть белого общества Южной Африки их поддержала. Но основная часть белых, равно как и колониальная администрация отнеслась к обращениям Ганди весьма настороженно.

Зато в Индии к деятельности Ганди отнеслись с большим сочувствием.

В Южной Африке Ганди вполне преуспел как адвокат. Он вел процесс, где встречные иски двух крупнейших индийских купцов в Южной Африке составили огромную по тем временам сумму — 40 тысяч фунтов стерлингов. Ганди пришлось подробно изучить бухгалтерию своего клиента Абдуллы Дады и переводить документы с гуджаратского диалекта на английский. Дело Абдуллы казалось выигрышным, но процесс сильно затянулся из-за недобросовестности чиновников и оказался одинаково разорительным для обеих сторон. Ганди старался найти приемлемый компромисс и в итоге преуспел в этом, причем дело выиграл его клиент. Ганди заручился согласием Абдуллы, чтобы проигравший мог уплатить требуемую сумму в рассрочку, чтобы не разориться. «Я ничего не потерял в этом деле, — утверждал Ганди, — даже денег, и уж конечно не потерял свою душу».