Всеволод Иванов - Партизаны Страница 8
- Категория: Документальные книги / Биографии и Мемуары
- Автор: Всеволод Иванов
- Год выпуска: неизвестен
- ISBN: нет данных
- Издательство: неизвестно
- Страниц: 16
- Добавлено: 2018-08-13 15:46:09
Всеволод Иванов - Партизаны краткое содержание
Прочтите описание перед тем, как прочитать онлайн книгу «Всеволод Иванов - Партизаны» бесплатно полную версию:Всеволод Иванов - Партизаны читать онлайн бесплатно
Кубдя подхватил Беспалых под руку и пошел.
— Сиди, — сказал Селезнев.
— Пойдем лучше проветримся. А то парень-то совсем скис, — сказал Кубдя.
Селезнев шумно вздохнул и возвратился в горницу. Тут сидели и пили самогонку гости — из соседней деревни: маслодельный мастер — жирный, лысый как горшок, мужик; мельник — как и все мельники — большой любитель церковного чтения и большой бабник, — со своей дочкой, священник с дьячком. Жена Селезнева, широколицая высокая баба, наливала гостям самогонку в рюмки и, колыхаясь перетянутым животом, говорила:
— Кушайте, не стесняйтесь, кушайте…
В избе было жарко. Пахло зерном — прелым — от самогонки, хлебом, геранью, табаком. Мельник пронзительно, словно в избе шла мельница об шести поставах, спорил с попом и дьячком о двоеперстном крещении. Попу хотелось спать, но уйти было неловко и он отпихивал от себя рукой мельника:
— Уйди ты от греха, уйди!..
— Я те докажу, — кричал мельник, — от закона божия докажу, от катехизиса, от всяких, всяких!.. Сознаешь?..
Псаломщик потрогал за плечо мельника:
— Что ты одно и то же затвердил? Ты факты приводи, а криком-то и дурак возьмет, да?..
Маслодельный мастер спорил со всеми тремя и, не слушая ни их, ни себя, бубнил:
— Поп! Хошь у те и рыло и брови как у пророка, а я тебя не желаю слушать так как моя душа самого меня хочет слушать… У всякого человека есть внутри свой соловей… А ты мне там про священно писанье!..
Мастер поднял вверх руки и басом заорал:
— Благослови владыко-о!..
Псаломщик отскочил от попа и умиленно взглянул на Антона:
— Блистательно народ живет.
Антон чувствовал усталость во всем теле. Долгая утреня и обедня, при чем нужно было стоять впереди всех и, ощущая на себе взгляды, кланяться и креститься особенно истово и не торопливо; работник куда-то скрылся и нужно было самому гнать лошадей к водопою, дать им сена. И брала злость и не хотелось ради праздника злиться.
Селезнев взял псаломщика за плечи, усадил рядом с собой и сказал:
— Ну, рассказывай, Никита Петрович.
Псаломщик повел высохшим лицом во все стороны и сказал:
— Домовитый вы, Антон Семеныч.
— Иначе нельзя.
— У нас в России не так.
Антон взглянул на него оживившимся мыслью взглядом:
— Знаю. Бывал.
Псаломщик стиснул зубы и вздохнул так, словно выпустил душу:
— Тоже хочу хозяйством обзавестись.
— Без хозяйства человек — ветер.
— А дальнейшее само собой, а?
— Что?
— Ну, жизнь?
Псаломщик хитровато уставился на крупного чернобородого человека и подумал: «крупен, дядюшка. А и плутень тоже». Антон овял и устало проговорил:
— Кто как хочет, тот так и строит, свою жизнь-то.
— А бог?
— Бог для ночи нужон. С ним дневать не приходится.
В это время к Антону подошла баба и сказала:
— Там те, мужик, спрашивают.
— Кто?
— Милиционеры, что ли. С ружьями, на паре приехали. У ворот.
Селезнев взглянул на ее побледневшее лицо и недовольным голосом проговорил:
— А ты уж и скисла.
И, поскрипывая сапогами, мелким шагом, вышел к милиционерам. Их было двое. Они сидели в коробке и что-то разговаривали между собой. Каурые лошади утомленно отгоняли хвостом жужжавших паутон. Ямщик — молоденький мальчишка смотрел что-то у колес. Селезнев подумал, что милиционеры свернули выпить, и он решил угостить их получше.
— Заворачивайте, — сказал он.
Милиционеры взглянули на него. Один из них был на городской манер — бритый — без усов и бороды, второй — совсем молодой с начесаным на фуражку курчавым хохолком волос. Милиционер постарше сказал:
— Ты Антон Семеныч Селезнев?
И то, что сказал он эти слова, как их говорят на суде, не понравились Антону. Он сказал:
— Я самый.
Милиционеры переглянулись и, перегибая коробок, вылезли направо. К коробку сбирался народ: парни, девки. Старший милиционер оглянулся и увидал Кубдю и Беспалых с ружьями.
— Разрешенья есть? — спросил он все так же строго.
— Много, — весело отвечал Кубдя.
Милиционер потрогал кобуру у пояса и говорить такие холодные протокольные слова ему должно быть очень нравилось. Он сказал:
— Потом разберемся. Вы не уходите.
— Ладно, — сказал Беспалых. — Мы ведь здешние.
— А народ пусть разойдется. В свидетели охота? Где тут староста?
Вышел староста. Заспанный мужик в сатинетовой рубахе без опояски.
— Я староста, — бабьим голосом проговорил он.
Милиционер с неудовольствием сказал:
— Дожидаться тебя приходится. Обыск вот надо произвести. Самогонку, говорят, курите?
— А кто их знат! — равнодушно ответил староста.
Милиционеры были городские и при виде этих лохматых пьяных людей, узеньких линий глаз, — где бог знает какие мысли прячутся, — они вначале немного трусили. Потом увидав, как мужики торопливо расступились перед шинелями английского образца, пуговицами со львом и голубыми французскими обмотками, милиционеры развеселились и, вспомнив про свою трусость, осерчали. Младший, не привыкший к ружью и постоянно поправлявший ремень, входя во двор, крикнул:
— Пьянствовать тут!..
Крик его походил на жалобу и он смолк.
Аппарат для курения самогонки — два толстых глиняных горшка с рядом медных трубочек и жестяной холодильник — стоял под навесом, на телеге, накрытый кошмой. Тут же стоял и боченок с невыпитой самогонкой. Милиционер вытащил из кармана бумагу и чернильницу и начал писать протокол. В толпе переговаривались:
— Ишь, хотят, чтоб цареву водку пили!
— Торговлю отбиваешь, дескать!..
— И не говори.
Молоденький милиционер поджал губы и ссупил брови.
— Ишь ты, задело.
— Не пьет!
Составив протокол, милиционер разбил ружьем горшки, прободал штыком холодильник и сломал медные трубки.
Мужики молчали. Милиционер опрокинул на землю самогонку. Образовалась лужица, блеснула темноватая крыша пригона и водку впитала земля. Запахло горячим хлебом.
— Вот паскуда! — крикнул кто-то из толпы.
Милиционеру было жалко и самогонки и себя, совершающего, такие нехорошие поступки, он рассердился:
— Молчать, чолдонье!
Милиционер помоложе ухватился за ружье:
— Всех переарестуем.
Толпа задышала быстрее и нажала на милиционеров. Им было тесно, старший милиционер начал ругаться по-матерному, второй испуганно глядел в пьяные, быстро мигающие лица. Мужики нажимали. В груди и бока милиционерам уперлись чьи-то твердые локти и руки. Пахло самогонкой и еще чем-то нехорошим, кажется прелым камышом от повети. Затрещал коробок у ворот. Старший милиционер попробовал пойти — не пускают. Кругом глаза и теплое человеческое дыхание. Милиционер помоложе вскрикнул; раздался его голос — коротенький и немного с хрипотцой. Его товарищ вдруг длинно — матерком каторжан — выругался — и в бога, и в мать, и в живот. Кто-то из толпы — вертлявый и маленький — выскочил и ударил его в зубы. Милиционер горласто крикнул и выстрелил под-ряд три раза в толпу из револьвера. Охнули. Толпа расступилась.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});Жалоба
Напишите нам, и мы в срочном порядке примем меры.