Роман Днепровский - Мемуары Страница 8

 Всеволод Николаевич был, в своём роде, очень интересной личностью: сам он всегда представлялся художником - но и я, и другие его знакомые прекрасно знали, что на самом деле, он - бывший художник: формально, он был инвалидом-лёгочником - в его спине был ужасный, страшный свищ. Поэтому, В. Н. нигде не работал, и считалось, что жил он на пенсию. На самом же деле, был у него совершенно иной источник доходов - да такой, что плакала по нему тюрьма. Чистоделом он был, чистоделом... То есть, закончив когда-то художественное училище, очень быстро сообразил, что творческими амбициями сыт не будешь - а вот мастерство гравёра и графика может быть востребовано не только любителями офорта и гравюры, но и совсем-совсем другими людьми. Короче говоря, занимался он изготовлением документов, печатей и прочими уголовно наказуемыми делами.

 К счастью, ни я, ни большинство его знакомых из нормальной, не имеющей никакого отношения к криминалу среды, об этой стороне его жизни не имели никакого представления - всю его подноготную мне, уже после его смерти, рассказал его сын Лёшка. А забегал я к Всеволоду Николаевичу совершенно по другим делам: во-первых, в необъятных недрах коммунальной квартиры, в общем коридоре, на чёрной лестнице и на мансарде десятилетиями копился разный хлам: везде были какие-то чуланчики, темнушечки, антресоли, в коридоре стояли какие-то шифоньеры, сундуки...

 И время от времени, Всеволод Николаевич находил там самые разнообразные диковинные предметы, которые и сплавлял мне по самой демократической цене - за бутылку водки. Помню, как-то он откопал в каком-то шкафу красноармейскую шинель с "разговорами" и шлем-будённовку - а когда я появился в его квартире, то он встретил меня куплетом песни:

 "...С чего начинается Родина? С окошек, горящих вдали, Со старой отцовской будённовки, Что в детстве в шкафу мы нашли..."

 А так, как для меня родина ни с какой будённовки не начиналась, то, выдав Всеволоду Николаевичу двойной гонорар за его находку, я уже на следующий день с выгодой перепродал всю эту красноармейскую амуницию какому-то американскому негру-фотографу, который ещё и попросил меня сфотографировать его во всей этой сбруе на фоне памятника "ильичу".

 Ну, на здоровье, как говорится...

 Другой привлекательной стороной посещения этой самой коммуналки было то, что Всеволод Николаевич был кем-то, вроде старосты всей этой "вороньей слободки", и на этом основании хранил на своей большой "общественной" связке ключ от пустующей комнаты. Почему эта комната пустовала, и куда делись из неё жильцы - я не знал, да и не интересовался. Ну, а Всеволод Николаевич, со свойственной ему предприимчивостью, превратил пустующую комнату в... короче, не важно. Все студентами были, и всем эти проблемы знакомы. Не по подъездам же с девчонками приключений искать...

 Надо сказать, что Всеволод Николаевич не был каким-то примитивным алкоголиком, скорее - наоборот: всякий раз, когда я навещал его, он принимался делиться со мной впечатлениями от прочитанного - а читал он постоянно, и читал не какую-нибудь "Поднятую целину", а вполне приличные книги - Монтеня, Кьеркегора, Кнута Гамсуна... А любимой его книгой была "Женщина в песках" Кобо Абэ. Правда, время от времени, я заставал его за "баловством" - входя в комнату, видел его, заваленного самой разной справочной литературой и сосредоточенно разгадывающего кроссворды. И попивающего водку.

 Кажется, эта самая водка была для него не столько алкоголем, сколько доступным средством анестезии - про свищ в спине я уже упоминал. Поэтому-то, именно этот напиток в его комнате был всегда более всего востребован. И поэтому-то я очень удивился, когда однажды, придя к нему в очередной раз, я вдруг услышал:

 - Слушай, а тебе водочные талоны нужны?

 Не знаю, помнит ли кто, но в конце 80-х - начале 90-х, после провала горбачёвской антиалкогольной кампании, к списку продуктов, продававшихся по талонам, добавили и алкогольные напитки: ни водку, ни вино нельзя было купить без талона - а талонов на месяц выдавали на приобретение двух бутылок того и другого. Правда, для того, чтобы эти талоны "отоварить" (такое вот словцо из той, социалистической эпохи, всплыло в памяти), нужно было отстоять несколько часов в очереди. Да и для покупки всего остального продуктового набора, продававшегося по талонам, нужно было выстаивать многочасовые очереди. А по талонам в Иркутске с 1980 года продавали мясо, колбасные изделия и сливочное масло, с 1986 года - крупу, а с 1988 года - и сахар, и макаронные изделия, и муку, к которым потом добавились ещё и мыло, и стиральный порошок, и сигареты, и алкоголь. И за всем этим - очередь часа на три-четыре... Да ещё может и не хватить. Как пошутил тогда один мой друг, "...вся жизнь в СССР - одна сплошная очередь до самой могилы". Эх, хорошо в стране совецкой жить!

 Однако не отвлекаюсь. Так вот, спрашивает меня Всеволод Николаевич:

 - Слушай, а тебе водочные талоны нужны?

 - Зачем они мне, - говорю, - я, как-то, не любитель "злодейки с наклейкой"...

 - Ну, как же? Их же продать можно! По рублю! И денег огрести неплохо...

 - Это сколько же их надо продать, чтобы "денег огрести"? - спрашиваю, - сотню? Тысячу?...

 - Да сколько надо, столько и бери! - говорит Всеволод Николаевич - и приподнимает закрывавшую тумбочку плотную скатерть с маленькими кисточками. И вижу я, что на тумбочке под скатертью высится кипа каких-то бумажных листов - сантиметров на тридцать. А Всеволод Николаевич продолжает:

 - Здесь на каждом листе - по восемьдесят талонов. Значит, с каждого листа - 80 рублей чистого дохода. Десять листов - 800 рублей, двадцать - полторы "штуки". Бери!...

 Я уже и сам подсчитал выгоду с этого предприятия. Спрашиваю только:

 - Ладно, сколько с меня за каждый лист?

 - Да нисколько! - смеётся Всеволод Николаевич, - здесь мне на тебе нет никакого резона наживаться. Ну, если хочешь, то можешь мне бутылочку поставить... - и, отделив от стопки пачку листов с талонами, приблизительно, в сантиметр-полтора толщиной, суёт их мне.

 ...Я не считал, сколько их там было. И доход свой не считал. И продавал я эти талоны не по рублю, а по пятьдесят копеек. Продавал очень осторожно: в Университете сказал некоторым из своих однокурсников, что мол, есть немного неучтённых талонов (я старостой тогда был), и можно их... того... купить. А уже через неделю у меня ничего не осталось от этой пачки - а алчущие студенты просили ещё. Пришлось вновь навестить Всеволода Николаевича.

 Правда, как известно, ни одно доброе дело не остаётся безнаказанным, и среди тех, кого я облагодетельствовал талонами этими, нашёлся очередной "бдительный товарищ" - и я даже знаю его фамилию... Известно ведь, что вся совецкая система держалась на подлецах, стукачах и доносчиках "бдительных товарищах" - вот одна такая гнида личность и сообщила о моей "коммерческой деятельности" в деканат.