Алексей Кулаковский - Хлеборез Страница 8

- А что там резать?! - крикнул кто-то перед дверями. Угрозы тут было еще больше, чем в предыдущем выкрике. - Раздавай буханками, и всё! Я знаю, сколько буханок мне положено!

- Резать надо, товарищи! - послышался возле двери примирительный голос. - Хлеб получен строго по норме и по норме будет выдан, по строгому весу! Вот у меня список.

Я увидел, что на ступеньках кладовки протирает очки старший писарь роты и спокойно, совсем не спеша, поднимается в кладовку.

- Первый взвод! - повысив голос, выкрикнул писарь. Затем поднес к глазам список и уточнил: - Вам пятнадцать целых и три десятых килограмма. Подходите сюда, будем взвешивать!

- Какие там еще три десятых, - заперечил командир взвода. По голосу я узнал, что это он и подгонял меня. - Округляем, и выходит шестнадцать.

- Нет, товарищи! Строго по норме! - повторил писарь. - Только по норме!

Мы с ним начали накладывать буханки на круглую тарелку весов - гирь хватало на десять килограммов. Пожилой писарь очень умело ставил и снимал эти гири, где надо передвигал показатель граммов.

- Отрежьте полбуханки! - приказывал он мне. - Отрежьте четверть буханки! Сюда подбавьте только краюшку!

Я резал быстро, и даже писарь не догадался, что делал это впервые. Помня слова матери, не поднимал высоко нож, не колол острием в мякоть, а брал в руки буханку, прижимал ее, как когда-то мать, к своей груди и откраивал столько, сколько надо было на довесок.

Писарь все время стоял у весов.

- Еще только полтора килограмма! - наконец скомандовал он мне. - Для штабного довольствия!

- А у меня только вот... - растерянно промолвил я и показал полбуханки.

- Только всего?! - испуганно спросил писарь. - Значит, обвесили вас в пекарне! Я тут не мог ошибиться!

- А может, наши весы?.. Выверялись ли они?..

- Сам выверял, - уверенно промолвил писарь. - Весы правильные! Может, излишне правильные - это другое дело...

- Что же будем делать? - не слишком встревоженно спросил я.

В душе был доволен тем, что всем взводам хватило хлеба. А могла быть и большая недостача.

- Что делать? - переспросил писарь. - Командира роты и политрука обеспечим, а сами проживем без хлеба. Думаю, что завтра вы будете...

Писарь не дал точного определения моей деятельности, но нетрудно было догадаться, что он хотел сказать.

Идя в штабную хату, он приостановился возле двери, снял очки и начал старательно их протирать. Я с полбуханкой хлеба в руках стоял рядом.

- Вы раньше не имели дела с цифрами, с весами?.. С распределением, так сказать?

- Не имел.

- Я это чувствую... Хоть считаю вас человеком образованным и опытным... Не во всем, конечно. Человеку и не под силу знать всё. Особенно в сфере обеспечения. Я двадцать лет проработал в продмаге, а вот видите!.. С первого раза дал маху.

- Почему так? Взвешивалось у нас все точно.

- Потому и не хватило хлеба. - Писарь повел глазами на полбуханку, которую я держал в руке. - А еще же старшинихе надо дать.

- Какой старшинихе? - удивился я.

- Той женщине, у которой Заминалов квартирует. Торчит тут под окном. Не дай ей, так из зубов вырвет!

Я снова посмотрел на оставшийся хлеб, с болью в душе подумал, как его делить на троих. А писарь между тем заметил:

- У вашего предшественника не было недостачи. Ни разу! Зато - излишки были. А это тоже плохо.

"Откуда же излишки? - Это еще больше насторожило меня. - Может, в пекарне он умудрялся получать больше? Но там же долговязый кладовщик тоже своего не упустит".

Противно было обдумывать все это, никогда в жизни не сталкивался я с такими делами, но теперь обстоятельства вынуждали: знал, что завтра снова придется идти пешком за хлебом, снова надо будет делить его по взводам. Тут воинская обязанность, от нее не откажешься. Лежать в окопах, стрелять по врагу, идти в атаку - тоже не было привычным для меня. Однако если надо было, то делал все это. Теперь вот кажется, что легче было бы снова ринуться в атаку, чем разделить эту краюху хлеба, что держу в руке. Вздрагивает моя рука, немеют пальцы, кажется, что полбуханка постепенно тяжелеет и твердеет. Пальцы уже не ощущают мякоти. И я беру хлеб в другую руку. В этот момент ловлю себя на том, что жадно гляжу на хлеб и снова чую его манящий запах: хочется отломить корочку и бросить в рот. И не есть, не жевать, а держать во рту и сосать. Вряд ли есть на свете что-нибудь вкуснее, чем корочка от свежей душистой буханки!

Манит моя рука с хлебом и пожилого писаря. Я это замечаю и боюсь, что он вслух скажет о том, о чем я подумал. И что я ему отвечу? Возможно, что и он завтракал и обедал без хлеба.

Писарь отводит взгляд от хлеба и продолжает рассуждать:

- Оно, понимаете, как?.. Из практики знаю: вот возьми продукт с одних весов и переложи на другие... Может быть разница: в ту или другую сторону. А точного веса не будет. Чаще всего немного перетянет недостача. А если еще транспортировка! Тогда уж и усушка и утруска... При оптовых операциях это определенным образом учитывается. А у нас как? Скажешь бойцу, что его пайка утряслась и потому получает меньше? Что он тебе ответит?.. Значит, не скажешь! А что делать?

- Что? - повторил я.

Писарь замолчал, направился в хату и только уже в сенцах, в полутьме, когда можно было скрыть выражение лица, заговорчески прошептал:

- Надо понемногу недовешивать. Всем по какому-то грамму... Никто не заметит, а баланс сойдется. Поверьте моему опыту.

Мне было неприятно слушать такие советы, но связываться со старым писарем в сенях тоже было неловко, потому я взялся за ручку двери в хату. Писарь придержал мою руку и еще тише добавил:

- Ничего плохого вам не советую... Ваш предшественник делал так. Никто не догадывался, а меня не проведешь!.. Я заметил, что он подкладывал небольшой магнитик под чашу весов. Просчитался немного, погорел на излишках, но можно же...

Я не дослушал писаря и резко открыл дверь в хату.

* * *

На другой день стал собираться в дорогу сразу после раннего завтрака. Намеревался взять ту же группу бойцов, с которой ходил вчера, но старшина не дал. Он все время поглядывал на меня исподлобья, видно, обижен за вчерашнюю бесхлебицу, а его молодица так специально перехватила меня на улице и, растопырив руки, закричала:

- Вы что же, только о своем животе думаете?.. Человек сделал вам добро, а вы его куска хлеба лишили? Я до командира полка дойду!

Перед самым отходом в продпункт я забежал в штабную хату за рюкзаком и увидел, что писари сидят за столом перед чугунком картошки, сваренной в мундире. Дуют на горячие картофелины, перекатывают с руки на руку и едят не очищенной. На мой приход молодой писарь не обратил внимания, будто дверь и не открывалась, а пожилой свесил голову над столом и сделал вид, что очень занят очисткой картофелины и ему теперь не до меня.