Наталья Бехтерева - Магия мозга и лабиринты жизни Страница 82

Это «дальше» после Светланиных находок не потребовало лет – все шло, что называется, в темпе. Потерянное для больных время – время раздумий и призывов к исследованию. Применение пептидов иногда оказывается поразительно эффективным. Почему?! Метод иногда дает краткосрочный эффект или почти не дает его. Почему?! Гипотезы есть: может быть, в «своем» ликворе, в своей спинномозговой жидкости мало этих необходимых (защитных?) пептидов; может быть, мала концентрация вводимого субстрата? Может быть. Но пока не будет расшифрована полностью структура пептидов… Думаем о совершенствовании метода и о том, как бы при этом с водой не выплеснуть и ребенка. И все же сейчас уже начали использоваться в клинике синтетические пептиды.

Нет дрожания в больной руке, снизилась ригидность. Надолго ли в этом случае? И появились ли основания для повторения подобных операций? Ф.А. Гурчин и В.А. Отеллин пошли на первую операцию не с тем, чтобы отдать дань моде, а в связи со стремлением найти новые эффективные способы помощи страдающим болезнями нервной системы. Есть научная логика в этом лечении, позади большой экспериментальный опыт у обоих авторов. Но что логика и модели в медицине? Обоснование пути, его допустимости, возможной перспективности. А дальше можно столкнуться с множеством непредвиденных факторов. И у архитекторов не все модели в реализации удачны. А у нас, в медицине… И все же – нужно продолжать поиск, жизнь у каждого больного одна, она идет, и нам надо всегда помнить, что мы отвечаем не только за сделанное, но и за несделанное.

Как легко отступиться от больного с тяжелой посттравматической афазией! Больной получил травму в лобно-височную область левого полушария и потерял способность не только говорить, но и понимать речь. Кто, кроме собственной совести, может обвинить врача? Все, что мог, сделал хирург, чего мог – добился логопед. Больной жив. А вот выписываясь из нашей клиники, больной все время старался показать: ну как же хорошо он понимает речь, ну как же хорошо говорит… Скажем прямо, разница в речи больного до и после лечения была огромной. Сеансы электрической стимуляции коры мозга, проводимые Святославом Всеволодовичем Медведевым с сотрудниками-врачами, а далее продолженные последними, давали разные эффекты. В какой-то момент появилась эпилептическая активность – помог, не помешав лечебному эффекту, дифенил-гидантоин, наша палочка-выручалочка – дилантин. Но по мере повторения и коррекции техники сеансов… Впрочем, о положительном результате данного лечения уже сказано. А больной не единственный; метод используется. Также вместе с Феликсом Александровичем Святослав Всеволодович и его сотрудники помогают электростимуляцией и больным с поражениями спинного мозга – но об этом тоже есть в тексте. Есть такой ужасный сленг: внедрение науки в практику. Научные достижения оказываются реализованными, если находится общий язык практиков и ученых, в какой бы области это ни происходило. И надо отдать должное практикам: приняв идею, они часто настолько совершенствуют ее, что от первоначального замысла остается только Слово. Но, в общем, к вящей взаимной пользе…

То, что можно сейчас лучше помогать больным с поражениями мозга – нарушениями речи, движений, зрения, – результат теоретических исследований мозга. Результат того, что были обнаружены некоторые принципы организации мозговых систем, полифункциональность мозговых зон, а также и того, что обнаружение зон мозга, имеющих отношение к обеспечению какого-то вида деятельности, в том числе деятельности мыслительной, стало почти рутинным приемом.

Важными исследования мозга были до нас, останутся важными и навсегда после нас. Просто мы попали в такую временную нишу, когда прямое изучение мозговых механизмов мышления и эмоций стало возможным на основе изучения физиологических показателей жизнедеятельности мозга человека в условиях длительного и прямого контакта с этим мозгом. А теперь – и нейрохимии живого мозга (ПЭТ).

Изучение нейрофизиологических основ мышления получило стремительное развитие с вхождением в эту тематику, по-разному и в разное время, моих «трех богатырей» – Гоголицына, Кропотова, Медведева. Порядок упоминания «богатырей» здесь не связан с датами и вкладом, он алфавитный.

Думала, что Юрию Львовичу Гоголицыну суждено остаться ученым, вписавшим одну из ранних страниц в изучение нейрофизиологии мыслительной деятельности. Я пыталась безуспешно проигрывать с ним другие варианты и вижу, что на его странице жизни было написано: «Нейролингвистика» и еще несколько уже не смываемых временем строк. Проблема, конечно, не была решена полностью, но при дальнейшей ее разработке ученым придется считаться с тем, что уже сделано. Могло быть больше. Но Юрий Львович из тех нескольких человек, которые уехали жить и работать в другую, более стабильную сейчас страну. Он – в Англии, и его работа в данной области науки кончилась. А жаль.

Много оригинального внес Юрий Дмитриевич Кропотов в эту нелегкую проблему – нейрофизиологию мышления. Дай Бог успеха ему – и если он останется с нами в обозначенной им нейроинформатике, и если покажутся тесными ему штрихом обозначенные рамки лаборатории отдела.

Если бы кто-то сейчас, судя по сегодняшней активности участия в проблеме, начал решать, кто из «трех богатырей» пришел в нее раньше, кто позже, я думаю, для установления истины пришлось бы перебрать все варианты: они равновероятны. А на самом деле Святослав Всеволодович Медведев пришел формально в проблему, именно в проблему, а не в отдел, много позже остальных. Уже тогда, когда был кандидатом физико-математических наук и поработал немножко в области физики твердого тела.

Еще в 16 лет, до поступления в университет на физический факультет, он спрашивал меня: «А смогу ли я после университета работать по проблеме мозга человека?» Я отвечала «да», и не потому, что всерьез планировала это сбывшееся будущее. Если позволите, я стала рабой своего обещания, что, впрочем, для меня характерно – я стремлюсь выполнять обещания, особенно если это для кого-то важно. Святослав все годы в Физико-техническом институте жил нашими интересами, его душа, мысли были с нами, он читал то, что публиковали мы, и, взрослый, слушал взрослый вариант детских сказок об удивительном органе – мозге. И пришел. И понял, сейчас я имею право это сказать, как никто другой, ту стратегию, по которой должно развиваться познание мозга, и взял из моих рук эстафету в управлении изучением живого мозга, человека, став директором Института мозга человека РАН, созданного главным образом на основе наших научных и лечебных разработок. И вносит в широкую проблему «Здоровый и больной мозг человека» результаты своего, оригинального ви́дения ее.