Дмитрий Несветов - Кончина СССР. Что это было? Страница 85

Что касается социального уровня… А почему мы себя сравниваем с Китаем? Давайте сравнивать себя с Англией, давайте сравнивать себя с Францией или Италией – вот какой был бы уровень у нас! Что же касается культуры, то в России происходило ее целенаправленное уничтожение – уничтожение в физическом смысле: людей уничтожали, не давали им писать. Если что-то прорывалось, то не благодаря, а вопреки. И это вообще самое постыдное…

Можно, конечно, не рассматривать исторические альтернативы и считать, что по-другому и не могло быть. Нет, еще как даже могло быть. Вот если мы вычеркнем Гражданскую войну, революцию и все прочее, мы увидим, как Россия становится вполне процветающим государством. Я уже не говорю о том, что Государственная дума в начале ХХ столетия располагала куда большими полномочиями, чем сегодняшняя. Столыпин приезжал в Государственную думу и вынужден был отстаивать свои законы, а их проваливали… И он должен был доказывать, объясняться. И депутаты произносили такие речи, которые сейчас, извините, невозможны, а тогда запросто.

Согласен с вашей логикой. Я вообще всегда считал этот вот искусственный и общепризнанный стереотип-клише о том, что история не знает сослагательного наклонения, глупостью. Еще как знает! Мне почему-то казалось, что сослагательное наклонение как раз самое главное наклонение в исторической науке. Без него не понять развилок…

Вы абсолютно правы. Эта идея диктатуры изъявительного наклонения самая гибельная. А как же альтернативы развития?.. История работает с помощью этого инструментария и показывает, где была ошибка. Кстати, он необходим и для сегодняшнего дня. Очень многое зависит от поворота.

История – это в принципе осмысление развилок. Как мне кажется, без него она – немая фактология, пустой набор имен и дат…

Но вернемся к распаду. Все-таки почему это произошло именно тогда, в 1980-е годы, – не раньше и не позже? Мне кажется, здесь сыграл еще один очень важный, стратификационный, я бы сказал, фактор, тот самый, который именуется номенклатурой, элитами. Я имею в виду то, что советские элиты в какой-то момент вдруг поняли, что доступный им ресурс можно использовать совершенно иначе.

Мы уже говорили раньше, что холодильник чуть разморозился, силовые скрепы слегка ослабли, и идеология как-то загуляла… От двоемыслия и прочих подобных вещей стало понятно: то, что мы имеем, – не совсем то, за что, типа, боролись наши отцы и деды, развились социальная апатия и пассивность. Но оставался один очень важный и весьма активный субъект, а именно та самая настоящая власть второго-третьего эшелона, которая, собственно, и сидела рядом с ресурсом. И способ его использования был переосмыслен как раз тогда – в 1980-е. Поэтому они и провалили ГКЧП в августе, именно они – партийно-комсомольские, отраслевые и местные элиты. Мы же с вами помним, что ГКЧП официально и открыто поддержали только две республики Союза и четыре из 73 территорий Российской Федерации. Как вы оцениваете роль этого фактора? Насколько существенным, решающим он был?

Человеческий фактор тоже вычеркивать нельзя. Представьте себе, что Генеральным секретарем весной 1985 года был бы избран не Горбачев, и тогда Советский Союз продолжил бы свое существование, какое-то время он бы точно существовал. Пока действовала заморозка, ничего не двигалось. А как долго заморозка продолжалась бы, непонятно.

Вы правы и в отношении элит. В моем представлении, последнее и лучшее десятилетие Советской власти – это хрущевское. По всем экономическим и внеэкономическим показателям. Есть такой замечательный показатель, как продолжительность жизни. По этому показателю мы только два раза достигали уровня Соединенных Штатов – в начале ХХ столетия и в хрущевские 10 лет. Мы догнали Соединенные Штаты по продолжительности жизни и тут же, с приходом Брежнева, стали отставать. Брежнев воспринимался как человек, который пришел дать стабильность, покой, и все успокоились. На самом деле он погрузил страну в легкий такой наркоз. Мы делаем вид, что работаем, они делают вид, что нам платят. Таким был символ той эпохи. Пошли нефтяные деньги – они позволили вывести за скобки разговор о необходимости реформирования.

Чем жили Хрущев и хрущевская эпоха? Это время – попытки поиска вариантов. Они не увенчивались успехом, но тем не менее он пытался что-то сделать и добивался даже каких-то частных результатов. Брежневская эпоха – все, ничего не будем делать, все хорошо и так. Я прочитал очень много дневников брежневской эпохи. Там были мыслящие люди… Скажем, второй секретарь Пензенского обкома КПСС Георгий Мясников – крупный партийный работник, всю жизнь на партийной работе, важная фигура, умный, образованный, широко мыслящий. Весь его дневник наполнен свидетельствами полного разрушения жизни: того нет, этого нет, все невозможно, ничего не получается, притом видно, что он искренне пытается что-то сделать, но не получается, все рушится, из рук падает – полное раздражение.

Конечно, образовался руководящий слой, который понял, в чем счастье жизни: уже появились иномарки, повезли добро из-за границы, начали строить дачи… Да, люди хотели устроить свою жизнь как-то иначе. Но они не хотели падения Советской власти и крушения коммунистической эпохи; они думали, что в состоянии в этих рамках преобразовать свою жизнь. Выяснилось, что это невозможно: реформе эта система не подлежит, она не реформируема.

Егор Гайдар «Гибель империи»

Отсутствие легитимности, понятного и принятого обществом объяснения, на каком основании лидеры авторитарного режима управляют страной, – причина его неустойчивости. За правительством не стоят ни традиция, переходящая из поколения в поколение, ни понятные и общепринятые процедуры подтверждения законности власти. В этом ключевые проблемы, с которыми сталкиваются лидеры подобных политических конструкций.

Михаил Восленский «Номенклатура»

Совершенно естественно, что феодальная реакция исторически недолговечна… В более отсталых странах с еще крепкими феодальными структурами она живет и поныне, но ей также не уйти от гибели.

Максим Соколов «Студент и февралисты»

Режимы Б. Н. Ельцина и В. В. Путина оказались столь нехорошими в смысле идеальной свободы февральского образца. <…> Ельцин, обойдясь без стадии террора, как-то удержал ситуацию, переведя Россию в режим разнузданного термидора (тоже не подарочек, но по сравнению с 17-м и последующими годами – майский день, именины сердца). Затем настал нынешний недобонапартизм – тоже не венец творения, но до энтузиастических 30-х гг. XX века очень далеко. Нынешние умеренное (у иных неумеренное) обогащение и умеренное чирикание стали возможными лишь благодаря тому, что революционный порыв был быстро пригашен и Россия не стала самой свободной страной мира, которой она по всем объективным оценкам была весной 1917 г… В отличие от 1917 г. после 1991 г. российскую телегу чудом удалось удержать в миллиметре от пропасти.