Николай Михайловский - Таллинский дневник Страница 85

"Пришлось организовывать людей на тушение пожара. Бросили клич по кораблю, вызывая механиков и кочегаров. Пар спустил Шумейко. В одном месте еле затушили. Я чуть не задохнулся в противогазе и мокрой шинели. Во время пожара отстреливались от самолетов... Пожар все же потушили... Я так устал, что еле держался на ногах. Вызывали налаживать радиосвязь. Опять налет 9 самолетов. Спрятался под лебедку, но это вроде, как страус прячет голову под крыло. Встал и смотрел вверх, куда полетят бомбы. Ни одной мысли, что нам конец. Попадут или не попадут. Бомбы первого самолета просвистели левее, впереди. Второго - правее. Третий пикировал. Куча бомб по 80 кг упала у носа в воду, где я стоял. Даже водой обдало. Все 9 самолетов, выпустив каждый по 6-9 бомб, промахнулись. Я от усталости еле стоял. Если в нас попадут, то я продержусь недолго. Поэтому выпил витамин "С", поел и улегся спать. Проснулся от следующей бомбежки. Одна бомба в 250 кг попала в бункер. В машинном отделении - море огня. Через полминуты оттуда показались обожженные. Кожа с рук у одного совсем отскочила. Зину и всю нашу каюту посадили за перевязки. К нам пришло человек десять со страшными ожогами. Соды уже не осталось. Опять прилетели самолеты. Обстреливали из пулемета палубу и плавающих. Мы в 15 милях от острова Стэншер (Вайндлоо)" (29/8-41 г.).

Остров близок. Близка земля. А попробуй до нее добраться, пройти эти пятнадцать миль, если в котлах упало давление, механизмы повреждены, перестало биться сердце корабля...

И тут Голев вдруг вспоминает, как во время пожара в общей сутолоке объявился моряк с забинтованной головой, с рукой на перевязи. Спокойный, рассудительный, он не поддался панике, не снимал с ног сапоги, готовый броситься в море. Нет, это было воплощение хладнокровия и разума. Это он объяснил, что без доступа кислорода не может быть горения, и подал идею забрасывать огонь мокрыми брезентами, а когда брезентов уже не осталось, пустили в ход шинели и даже простыни. Благодаря его методу огонь удалось блокировать и вовсе задушить... Где этот человек? Исполнив свой долг, он затерялся, исчез в массе народа. Помнится, он был в морском кителе с оранжевыми инженерными просветами среди золотистых нашивок старшего лейтенанта на рукавах. Искать его! Найти чего бы это ни стоило! Такие все могут!

Голев досадовал на себя: не узнал кто, откуда? Хотя что толку, все равно сейчас он песчинка, затерявшаяся среди массы людей, обгорелого дерева, зениток, смотревших в небо и каждый миг готовых открыть огонь.

И все же инженер попался Голеву на глаза. Он лежал на дне расщепленной шлюпки. Голова в бинтах, раненая рука с только что сделанной перевязкой привлекла внимание Голева. При встрече по лицу неизвестного моряка проскользнула едва заметная улыбка:

- Ну что, товарищ дорогой, пока живем-здравствуем? - бодро проговорил он.

- Не очень-то здравствуем. Мы с вами даже не успели познакомиться, Голев назвал себя и первым протянул руку.

- А я старший лейтенант Подгорбунский, - ответил тот, поправляя повязку. - Зовут меня Николай Николаевич.

- Обстановка, сами видите... - объяснял Голев. - Мы в пятнадцати милях от острова. Машины вышли из строя, а надо дойти туда своим ходом. Если не починимся за ночь, утром нас снова начнут бомбить и отправят на дно.

Подгорбунский задумался:

- Так-то оно так, только что там, в машине, надо посмотреть.

Голев представил Подгорбунского полковнику Потемину, возглавлявшему походный штаб, и, получив от него "добро", оба спустились в машину. Встретились с механиком лесовоза.

- У меня все вышло из строя, - беспомощно развел он руками. - Ремонт может быть только на заводе...

Подгорбунский вместе с Голевым в сопровождении механика осмотрели котлы, ходовые механизмы... Положив руку на плечо своему коллеге, Подгорбунский сказал:

- А что, если мы бросим клич, соберем умелых ребят - они наверняка найдутся - и попробуем без завода.

- Пробовать можно. Только, думаю, бесполезно, ведь нужны материалы, приспособления, запасные части механизмов. Где их возьмешь?

- Ну, а если мы останемся без хода, на рассвете прилетят самолеты, и нам с вами хана, механик, придется рыбку кормить...

Решили действовать. В тот же час командиры штаба продолжали поиск среди пассажиров механиков, кочегаров, слесарей. Собрали небольшую группу. И эти люди, воодушевленные инженером Подгорбунским, взялись за дело.

Они были с воспаленными глазами, жар перекатывался в теле от предельного напряжения, они работали ночные часы в темпе, какого не знали самые первоклассные мастера судоремонта, сознавая, что только их усилиями можно спасти транспорт с тремя тысячами пассажиров, и в том числе более двухсот раненых и без того изнуренных долгими страданиями. Вместе с горсткой добровольцев работал и сам Голев, впервые после студенческой практики на заводе взявшийся за молоток и зубило.

И за эту ночь было совершено настоящее чудо. К рассвету ввели в строй котел, и "Казахстан" своим ходом подошел к острову Вайндлоо.

Приказ штаба был высаживаться не всем сразу: сначала бойцам с техникой - им надлежит занять круговую оборону, потом раненым.

- Вы остаетесь на "Казахстане", - сказал полковник Потемин, обращаясь к Новикову, Голеву и Подгорбунскому. - Все хозяйство на вашу ответственность.

- Есть, товарищ полковник! - отвечали они.

Помню возвращение эскадры в Кронштадт 28 августа 1941 года и нас, принявших по пути холодную балтийскую купель и под ливнем бомб и снарядов прорывавшихся в Кронштадт. И точно так же Голев со своими машинами, можно считать чудом, дошел на израненном, наполовину сгоревшем транспорте "Казахстан". Когда корабль появился на рейде, команды боевых кораблей, в том числе и крейсера "Киров", выстроились по бортам, приветствуя героев, своим ходом добравшихся сперва до островка Вайндлоо, а затем и до своей родной Кронштадтской гавани.

Толпа моряков встречала Новикова, Голева и их спутников, переживших за одни сутки столько, что хватило бы на всю человеческую жизнь. И один молодой военный в армейской форме с тремя кубарями и инженерными знака* ми различия в петлицах гимнастерки вырвался из толпы, зажал Голева в своих объятиях и весело произнес всего три слова: "Анта, Адели, Ута..."

Достояние Эстонской республики

Я стараюсь следить за нашей документальной литературой о войне, хотя в общем потоке ее трудно познакомиться с каждой новой книгой. Порой мне кажется, что все связанное с войной уже описано. И не один раз. Вроде никаких новых открытий и ждать не приходится. А вместе с тем нельзя не признать, что почти в каждой книге о войне сказано какое-то новое слово. Видимо, все-таки стала известна небольшая толика из того, что было на самом деле в разных местах, в том числе и здесь, в Эстонии.