Владимир Томсинов - Сперанский Страница 87

Одновременно губернаторша распорядилась приставить к квартире ссыльного двух будочников. «Пускай временщик при виде караульных поймет конец своей роли», — объяснила она данный свой поступок. Кроме того, по поручению Анны Ивановны городничий и два специально отобранных для того частных пристава должны были в любое время дня и ночи регулярно и безо всяких церемоний входить в квартиру «врага отчизны», как звала она Сперанского, и докладывать ей обо всем увиденном и услышанном там. Подобного рода «надзор» над опальным сановником продолжался и после того, как Сперанский переселился в нанятый им отдельный дом.

Михайло Михайлович пытался скрасить свое однообразное существование долгими пешими прогулками по городским улицам. Но едва он останавливал кого-то из прохожих, чтобы поговорить с ним, как откуда-то появлялся строгий полицейский, который советовал местному жителю проходить мимо ссыльного сановника, не останавливаясь.

Исполняя желание губернаторши, приближенные к ней чиновники с помощью разных лакомств побуждали мальчишек гоняться за Сперанским, когда тот прогуливался по улицам, и кричать ему: «Изменник! Изменник!» — бросая в него при этом комья грязи.

Свое презрение к Сперанскому за то, что он якобы предал свое Отечество, не упускали случая выказать даже привезенные в Пермь пленные французы: они, например, отказывались принимать от него милостыню.

Зато с большим почтением относились к опальному сановнику с самого начала и во все пребывание его в Перми учащиеся местной духовной семинарии. Для семинаристов Сперанский, выходец из их круга, был героем несмотря ни на что. И он, в свою очередь, в ответ на их почтительные поклоны непременно снимал шляпу и вежливо им кланялся. Пермские обыватели, привыкшие к тому, что особо важные персоны никогда не отвечают на приветствия и поклоны в их адрес, не переставали удивляться такому поведению столичного сановника.

Здание Пермской семинарии располагалось на берегу Камы. Михайло Михайлович любил прогуливаться по набережной. И часто сидел на скамейке, стоявшей на берегу напротив здания духовной семинарии, и смотрел на реку.

В ноябре 1812 года в Пермь приехали дочь, теща и младший брат Сперанского Кузьма Михайлович. До изгнания Михаилы Михайловича из столицы Кузьма Сперанский занимал должность казанского прокурора и вполне успешно работал. Но после того, как старший его брат был выслан в Нижний Новгород, он получил сообщение и о собственной отставке: причем оформлена была эта отставка довольно странным способом — без какого-либо высочайшего повеления, одним сенатским указом.

Елизавета Сперанская и госпожа Стивенс пробудут в Перми почти три месяца. 4 февраля 1813 года они отправятся в Санкт-Петербург с намерением переехать по весне в Великополье. Казалось, проживая в Перми вместе со своими близкими родственниками, Сперанский мог испытывать только положительные эмоции, но его душа была так устроена, что любая радость в ней была неотделима от горечи.

Из всех горестных моих приключений сие было самое горестное, и, может быть, первое, которое до души меня тронуло. Видеть всю мою семью за меня в ссылке и где же! В Перми. Надобно, чтоб я дал некоторые пояснения о сем городе. Зима стала в сентябре. 32 градуса — мороз обыкновенный, а бывает и 38 градусов. Соленые огурцы — лакомство и редкость; судите о других овощах. С трудом можно достать картофелю; рыбу и говядину привозят из Сибири; почти все население составлено из ссыльных. Бем, сосланный за убийство по суду, есть здесь один из обывателей почетных».

Позднее Аркадий Алексеевич Столыпин посетит своего друга Сперанского в Перми и пробудет здесь довольно долгое время, скрашивая скудное на яркие события бытие опального сановника.

Весной 1813 года отношение пермских чиновников к изгнанному из столицы сановнику резко переменилось к лучшему. Случай же, поспособствовавший этой перемене, произошел в начале октября 1812 года. В указанное время к Сперанскому приехал от брата Кузьмы Михайловича нарочный Василий Варламов с серебром, домашней утварью и письмом. Отправляя его 7 октября в обратную дорогу, Ми-хайло Михайлович зашил ему в шапку свое письмо к брату. Но в первом же городе на тракте из Перми в Казань нарочный был остановлен полицией и подвергнут досмотру: в результате письмо Сперанского у него изъяли и отослали в столицу.

Михайло Михайлович узнал об этой выходке губернских властей буквально через день. Тогда-то и вырвалось из души его возмущение.

Среди всех горестей моих я не мог себе представить, чтоб Вашему Величеству угодно было попустить подчиненным начальствам, под надзором коих я состою, притеснять меня по их произволу. Уважая драгоценность Вашего времени, я не дерзал жаловаться на сии притеснения из Нижнего. Прибыв в Пермь, я силился по возможности привыкать к ужасам сего пребывания. Между тем здешнее начальство признало за благо окружить меня не неприметным надзором, коего, вероятно, от него требовали, но самым явным полицейским досмотром, мало различным от содержания под караулом. Приставы и квартальные каждый почти час посещают дом, где я живу, и желали бы, я думаю, слышать мое дыхание, не зная более, что доносить. Если бы я был один, я перенес бы и сии грубые досмотры, но среди семейства быть почти под караулом невыносимо… Умилосердитесь надо мною, всемилостивейший государь, не предайте меня на поругание всякого, кто захочет из положения моего сделать себе выслугу, пятная и уродуя меня по своему произволу.

В тот же самый день опальный сановник обратился с жалобой и к министру полиции. «Еще в Нижнем, — писал он Балашову, — губернское начальство дозволяло себе много раз переступать пределы благопристойного за мною надзора и тем часто подавало повод к слухам, которые и без сего возбуждения для меня горестны». Описав министру полиции свою жизнь в местах ссылки, Сперанский просил его содействовать, во-первых, более точному определению свойства своего «удаления» из Петербурга, а во-вторых, назначению ему содержания.

При высылке Сперанского из столицы никаких выплат ему не было определено. Михайло Михайлович остался, таким образом, без какого-либо содержания. Какую-то денежную сумму он захватил с собой, когда отправлялся в ссылку. И во время пребывания в Нижнем Новгороде он не испытывал большой нужды в деньгах: по некоторым сведениям, ему удалось даже купить там дом — правда, небольшой и расположенный на окраине города.