Вольф Мессинг - «О, возлюбленная моя!». Письма жене Страница 9

Вот еще одна мысль пришла в голову, пока пишу письмо. Что ты скажешь относительно прогулки по Волге? На реке спокойно, тебя не будет укачивать. Доплывем до Астрахани и вернемся обратно. Представь себе, дорогая моя, как славно будет путешествовать не по работе, а для собственного удовольствия – спокойно, никуда не торопясь, отдыхая. На днях Савицкий хвалил мне город Горький[46], а я не знал, что ответить. Несколько раз был там, но ничего не помню, кроме вокзала и тех мест, где я выступал. Подумай, пожалуйста, мне кажется, что это неплохой вариант. Или все же ты предпочтешь пансионат под Москвой. Если так, то можно будет уехать туда сразу же после банкета и взять с собой Ирочку. Далеко она вряд ли сможет поехать, а близко, я уверен, будет ей по силам. Но мне обязательно хочется куда-то уехать, чтобы это был полноценный отдых и наш праздник растянулся бы на много дней. Только прошу тебя, драгоценная моя, не скажи: «Давай пригласим гостей домой». Еще не хватало, чтобы в день своего рождения ты готовила и занималась другими делами. В этот день ты будешь царицей и пальца о палец не ударишь. Я этого требую! Я никогда ничего не требовал, только просил, но сейчас требую!

Насчет подарка. Подарок мне хочется выбрать заранее и непременно вместе с тобой, чтобы это было то, что ты хочешь. Непременный сюрприз ты тоже получишь, но сюрприз ко дню рождения, а подарок – к юбилею. Никакие драгоценности не сравнятся с тобой, драгоценная моя, но нужно пополнить шкатулку, которая опустела в годы войны. Сюрпризы на мартовский праздник тебя и Ирочку уже ждут. Возвращайтесь поскорее.

Вот еще одна умная мысль пришла в голову, пока я пишу это письмо. Если ленинградские врачи захотят задержать Ирочку надолго, то я мог бы организовать ее перевозку в Москву специальным транспортом, чтобы она всю дорогу была бы под врачебным наблюдением. У меня есть такая возможность. Заберут от дверей одной больницы, привезут к дверям другой. Врачи могут не знать, что можно устроить такую перевозку. Объясни им это. Если Ирочка станет долечиваться в Москве, это будет удобно всем нам.

Вот пишу тебе письмо и постепенно прихожу в праздничное настроение. Не знаю, о чем еще написать, ведь утром рассказал все новости. Нет! Знаю! Надо написать о том, как я тебя люблю, моя несравненная. Любовь моя так велика, что одна лишь мысль о тебе прогоняет тоску. С тобой, любимая, я чувствую себя молодым и полным сил, а без тебя превращаюсь в унылого, ворчливого старика. Спасибо тебе, моя несравненная, за тот свет, которым ты озарила мою жизнь, и за то тепло, которым ты меня согреваешь. Если бы ты знала, как я жалею о том, что не умею ни рисовать, ни сочинять стихов. Ах, если бы я мог нарисовать твой портрет или сочинил бы поэму в твою честь. Но мое сочинительство не идет дальше писем. Почему Бог не дал мне творческого дара? Завидую творческим людям – музыкантам, художникам, поэтам. Их дар, в отличие от моего, делает их счастливыми. Когда-то, в самом начале своего пути, я тоже считал, что Бог осчастливил меня, наградив моим даром. Но очень скоро изменил свое мнение. Хороша награда, которую не знаю, кому бы отдать! Счастливы те, кто не ведает, что будет завтра. Какая радость в том, когда знаешь, но ничего не можешь изменить? Вот сегодня, на почтамте, я встретил одного нашего знакомого, имя которого не стану тебе называть. Человек жизнерадостен, полон планов на будущее и сам не знает, что он неизлечимо болен. Вот как разговаривать с ним? Как смотреть ему в глаза, зная, что он не доживет до следующего года? Если от болезни нет лечения, то чем позже он узнает о ней, тем лучше. В его положении каждый счастливый день – дар свыше. Вот и приходится притворяться, но ты же знаешь, что в расстроенных чувствах я не могу притворяться. Он заметил, что со мной что-то не так, стал спрашивать, хорошо ли я себя чувствую. Я соврал, что печень расшалилась, и поспешил уйти. Рассказываю тебе об этом просто как о свежем примере. Имя не назову, ты же меня знаешь. Только потом. Лучше еще раз повторю насчет Ирочки. С ней все будет хорошо! Это говорю тебе я! Я вижу ее с нами в будущем и вижу на ее лице счастливую улыбку. Вот только не могу сказать, когда она вернется в Москву, потому что ее возвращение – это и твое возвращение, а при мыслях о тебе я сильно волнуюсь и теряю способность видеть. Не всегда, но часто. Разум еще не успеет сосредоточиться, а сердце начинает стучать сильнее – хорошо бы завтра, прямо завтра, я же так скучаю! От этого получается сумятица, и вообще мой дар плохо помогает видеть будущее близких. До сих пор корю себя за тот случай на рынке. Я должен был предвидеть, что тебя ограбят, и должен был предупредить тебя, любимая моя! Но недаром говорят, что все сапожники ходят босиком. Я не представляю исключения из этого правила. Хорошо, что хоть что-то могу видеть.

Весь день, с перерывами, писал тебе это письмо. Поэтому оно получилось таким длинным. Поздравляю вас с Ирочкой с наступающим мартовским праздником. Странный это праздник, в который женщины идут на работу[47]. Помню, как секретарь Бобруйского обкома сказал мне, что это правильно – на работе устраивают митинг и дарят подарки. На мой взгляд, подарки можно подарить и днем раньше, а праздник должен быть выходным днем. Буду звонить восьмого, потому что письмо может и не дойти. По телефону всего не скажешь, но я уже знаю о том, что объявят в этот день[48]. Не беспокойтесь, все будет хорошо, того, чего все мы боимся больше всего, не произойдет. Наше будущее я вижу светлым и мирным. Люди навоевались – две ужасные войны за тридцать лет, когда еще было такое?

Передавай Ирочке мои пожелания скорейшего выздоровления и от моего имени скажи ей, чтобы она не волновалась. Я же знаю, какая она впечатлительная. Ее сердце больше никогда ее не подведет.

Тебя же я крепко обнимаю и целую тысячу раз, несравненная моя! Не знаю, но может случиться так, что я брошу все и примчусь в Ленинград. Уже бы примчался, но есть одно обстоятельство, которое удерживает меня от такого шага. Ирочка может подумать, что я приехал за тобой, что я хочу увезти тебя, а мне очень не хочется ее расстраивать. Она, бедняжка, вынесла столько, что хватило бы десятерым. Глядя на твою сестру, я говорю себе: «Вевлеле[49], и ты еще считал себя самым несчастным человеком на белом свете? Стыдись! Стыдись!» Но если очень уж припрет, то брошу все и приеду. Объясни Ирочке, что я приехал не за тобой, а просто к вам. Ты должна оставаться при ней столько, сколько потребуется, это твой долг. Нас всего трое на всем белом свете, и если мы друг о друге не позаботимся, то кто же о нас позаботится?

Я очень тоскую по тебе, но в остальном у меня все в порядке. Не волнуйся, драгоценная моя, береги себя. Целую, обнимаю, люблю, люблю, люблю!

Твой В.

Любимая моя Аидочка!

Сегодня утром, едва проснувшись, я понял, что днем за мной приедут. Тебе говорить ничего не стал, потому что не хотел расстраивать раньше времени. Когда ты расстраиваешься, драгоценная моя, то, глядя на тебя, я расстраиваюсь еще больше, а во время моих командировок мне надо быть максимально сосредоточенным. Ты понимаешь. Любая моя оплошность может роковым образом отразиться на нас с тобой. Да и зачем расстраиваться с утра, если можно расстраиваться вечером? Радость хороша ранняя, а горе – позднее.

Я отменил три выступления. По моим ощущениям, я вернусь уже завтра глубокой ночью, но я не знаю, верно ли это ощущение, и не знаю, сколько времени понадобится мне на отдых, потому что не могу понять, что может потребоваться от меня на этот раз. Положение сложное, все опасаются, что из маленького скандала может получиться большой[50]. Я уверен, что этого не произойдет, но кроме большого вопроса есть сотни помельче, на многие из которых могу дать ответ только я.

Я ненадолго отложил перо, задумался о будущем и увидел, что до конца нашего века опасность большого скандала будет возникать еще трижды. Недалеко от того места, где скандалят сейчас, недалеко от того места, где похоронен наш любимый писатель и рядом с местом, где родился наш самый веселый праздник[51]. Но до большого скандала все же не дойдет, хвала Богу. Когда я вернусь, мы поговорим об этом подробнее. Я счастлив, драгоценная моя, что у меня есть ты, человек, с которым я могу делиться самым сокровенным. Очень приятно было открыть в тебе не только любимую женщину и верную помощницу, но и тонкого, умного, все понимающего собеседника. Удивляюсь твоим талантам. Есть ли талант, которым Бог обделил тебя? Достоинства твои так же велики, драгоценная моя, как и твоя скромность! Пока люди не узнают тебя поближе, им неведомо, с каким сокровищем они имеют дело. Только я с первого же взгляда понял, кто передо мной. Любимая моя, сейчас я открою тебе одну тайну, тем более что наступил удобный момент. Я дома один, все дела отменены, а приедут за мной еще нескоро.