Сборник - Полковник Магомед Джафаров Страница 9

В 1920 году и в начале 1921 года участвовал в повстанческом движении Нагорной части Дагестана. Подробный доклад о причинах моего участия в этом восстании подан в трёх экземплярах в Дагком, в Москву в Восточный отдел ОГПУ и тов. Подвойскому, который вывез меня из Дагестана в Москву в конце 1921 года.

В Москве в 1921 году в конце ноября был назначен инструктором фехтования, а затем заведующим образцовой конюшни при Главной Военной школе физического образования трудящихся, и состоял одновременно членом комиссии по переводу войск на милиционную систему, председателем которой был А.А. Брусилов (покойный).

В 1922 году в марте месяце командирован в Бухару врид. инспектором Кавалерии Бухарской Народной Республики. В Бухаре участвовал в военных советах отряда товарища Какурина, прибывшего из Москвы на подавление басмаческого движения в Бухаре. По подавлении басмачества вернулся в Москву. Некоторое время был без работы, а затем поступил в 1923 году (в начале) преподавателем верховой езды слушателям Военной Академии РККА и одновременно командиром взвода эскадрона при Военной Академии РККА.

В 1925 году демобилизовался и по ходатайству Наркомзема Дагестанской А.С.С.Р. и рекомендации Военной Академии был принят вольнослушателем на Курсы Военных ремонтеров, впервые организовавшемся тогда при отделе Ремонтирования Армии. Одновременно проходя курсы, был назначен управляющим Дагестанской Госконюшней, каковую организовал я лично, закупив маток и молодняк в Шахавском заводе Тульской Губернии. Окончил курсы с отметкой хорошо.

По уводу Госконюшни в Дагестан, так как мне туда ехать нельзя было, остался в Москве, и некоторое время опять был без работы. Безработным был взят в лагерь на переподготовку Комсостава запаса в 1926, где сдал экзамен по окончании срока с отметкой «отлично» со Старшего Комсостава.

Далее, по возвращении из лагеря летом 1926 года, был заведующим Тренконюшней белорусского Конзавода. По окончании скачек остался в Москве и, так как был без работы, с ведома Н.И. Подвойского поступил завед. винным подвалом Дагвино в городе Ростове-на-Дону.

В 1927 году по приезде в Москву в командировку, встретился с Н.И.Подвойским, который и предложил мне быть пионером организации Школы верховой езды рабочей молодежи, на что я и согласился и остался в Москве. Организовал Школу верховой езды, и сам остался начальником учебной части, каковым был с 1926 года почти до 1930 года, т. е. до передачи школы в ОСОВИАХИМ.

В 1930 году по склоке бывшего Начальника школы Юнг был исключен из членов профсоюза, и потому вновь остался без работы. Восстановлен в члены профсоюза ВЦСПСОМ, о чем знает хорошо Н.И. Подвойский.

В мае 1930 года поступил брокером в конебракераж. 6 июня 30 года командирован с экспедицией в Сибирь и Казахстан по приемке лошадей для Леспромхоза. В Казахстане был командирован на Куяндинскую ярмарку для приемки лошадей от заготовителей Всеконсоюза, а затем назначен был старшим брокером и заместителем уполномоченного по приемке лошадей в Казахстане в гор. Петр-Павловск. Из Петр-Павловска командирован в город Кустанай на приемку лошадей, где мною принято 513 лошадей, не имея помощников. По окончании приемки прибыли (когда они были лишние) брокер Бушулев и пом. брокера Балашев на отгрузку лошадей. Тут в 1930 году 22 декабря произошел скандал, я ударил Балашева за оскорбление на словах во время ужина (пьянки). Я был арестован ГПУ, а затем дело было передано в Нарсуд, который и осудил меня на 4 ½ года лишения свободы по ст. 109.

В Казахстане оставался как заключенный до ноября 1932 года. 30 ноября 1932 года прибыл в Москву, освобожденный досрочно за хорошую примерную работу. В Москве отдыхал до конца февраля 1933 года, а в первых числах марта поступил вольнонаемным инспектором транспорта Дмитлага ОГПУ.

17 марта 1933 года арестован на 6-м пункте Дмитлага, доставлен в Москву, оттуда без допроса отвезли со спецконвоем в Ростов-на-Дону. В Ростове заболел сыпным тифом и после кризиса отправлен опять со спецконвоем в гор. Махачкалу, куда прибыл 8 мая 1933 года.

Джелал Коркмасов.

9-го мая был на первом допросе у начальника особого от дела Чумакова, но я был настолько слаб и не сознавал, что говорю, что Чумакову пришлось отложить беседу со мной. Затем был вызываем 11 раз на допрос, и все время предъявлялось обвинение – участие и руководство контрреволюционным движением в Дагестане в конце 1930 года и в начале 1931 года. Я же в это время находился в Казахстане, осужденный сроком на 4 ½ года, и ничего о контрреволюционном движении в Дагестане не знал. Узнал об этом только в ГПУ в Махачкале.

С 1921 года по 1933 год включительно я ни с кем из дагестанцев не переписывался и в Казахстане ни одного дагестанца не видел.

11 сентября 1933 года мне предъявили обвинение по ст. 58.11, а 4 декабря 1933 года в Домзаке Махачкала объявили, что я осужден сроком на 10 лет по ст.58.2 в исправтрудлагеря. 21 апреля 1934 года прибыл с этапом во 2-е Сусловское отделение Сиблага ОГПУ. Сейчас нахожусь на участке свинофермы «Коллективное».

Мемуары полковника Джафарова

Приезд в Дагестан и встреча С Д. Коркмасовым

Адиль-Гирей Даидбеков.

Февральская революция захватила меня на фронте. В Темир-Хан-Шуру приехал в начале марта. На вокзале в Петровске никто меня, кроме жены, не встретил. Перед отъездом из Петровска в Шуру на вокзале встретил Коркмасова и Хизроева. Кажется, они оба только что приехали из России и собирались ехать в Темир-Хан-Шуру. Помню, у них не было денег, а у меня были. Я угостил их завтраком. За завтраком разговорились о текущих событиях, о революции. Деталей разговора теперь уже не помню, но хорошо сохранились в памяти слова Коркмасова, что он видал много революций, знает их по описаниям, но того, что в России происходит, он нигде не видел и считает это недопустимым. Как дагестанец, сказал он, я поспешил сюда, чтобы по мере сил помешать разгулу безобразий и извращений.

Скоро подали поезд, и мы поехали.

В Шуре. Ужин у Адильгирея

Не помню, в тот же день или через один-два дня после приезда в Шуру, я был приглашен на маленькое совещание у А.Г. Даидбекова. Кроме хозяина квартиры, я встретил здесь Коркмасова, Дахадаева и Темирханова. Хозяин гостеприимно предложил нам довольно хороший ужин. Беседовали за ужином. Темой беседы было положение, создавшееся в Дагестане после революции. Не помню, кому принадлежала постановка вопроса, но он был поставлен примерно так: царя прогнали, его правительство тоже. Власть царской России над Дагестаном прекратилась, исчезла. Как же теперь быть, чтобы сохранить порядок, не допустить анархии? Ясно помню, что возник спор и довольно долгий. Коркмасов и Дахадаев, видимо, заранее сговорились, били согласованно в одну цель. Их точка зрения сводилась к следующему. Вместе с царским правительством и русскими чиновниками должны отойти в сторону и те из дагестанцев, которые скомпрометированы службой царизму, т. е. вся чиновная интеллигенция и офицерство. У власти могут остаться только люди честные, новые, со старым режимом не связанные. Нужно, чтобы народ понял и видел, что действительно произошла перемена власти. Кроме того, они высказывались за организацию Исполнительного Комитета и против комиссара. Областным комиссаром был Ибрагим Гайдаров. Против него были настроены все, т. к. Гайдаров не знал Дагестана, только юг. Кроме того, он был связан с Временным Правительством Петрограда и был назначен оттуда. Его преданность Дагестану была под сомнением. Но против первого положения возражал Темирханов. На этом разговор и кончился.

Махач Дахадаев.

Ибрагим Бек Гайдаров

В Темир–Хан–Шуре. Борьба между Махачом и Гайдаровым

Я уже застал в Шуре общее враждебное отношение к Областному комиссару Ибрагиму Гайдарову. С одной стороны всех оскорблял его независимый, повелительный характер. Кроме того, говорили, что он не знает Дагестана, а только юг и то – немного. Наконец, ему не доверяли как ставленнику Временного правительства и за его сношения с Закавказским комиссариатом. Все предпочитали видеть на этом посту, раз он должен был существовать, дагестанца, кровно связанного с дагестанской общественностью. Благодаря тому, что на этих положениях сходились почти все, Гайдаров был снят, и на его место был назначен доктор Магомед Далгат.

Во всем этом движении против него И. Гайдаров обвинил Махача Дахадаева. И так как совет солдатских и рабочих депутатов было единственное место, где Гайдаров пользовался некоторым влиянием, то он настроил этот совет против Махача как против капиталиста, нажившегося на войне, находившегося в сделке с царским правительством и прочее.

Темир-Хан-Шура. Фото начала 20-х годов ХХ в.