Георгий Ушаков - По нехоженой земле Страница 9

Часто природа была здесь враждебной — необходимо было беречься зверя, непогоды, непролазной чащобы. Мальчишкой я наблюдал или инстинктивно угадывал, как изобретательны были люди в борьбе с природой, с каким упорством противостояли ей, подчиняли ее, с какой энергией прокладывали тропы там, где не ходил даже зверь. Это был сильный и смелый народ. Слабым, изнеженным и нерешительным здесь не было места. Но главное — все эти люди любили тайгу, умели понимать ее и по-своему наслаждаться природой. А какие рассказы можно было слышать от охотников у ночного костра — голова кружилась!

Среди таежников я получил первую жизненную закалку и старался подражать сильным и смелым и учился любить природу.

Случай однажды свел меня с интереснейшим человеком, более значительным, чем все, кого я видел. Пятнадцати лет я оказался в роли полевого рабочего, или скорее мальчика на побегушках, в отряде В. К. Арсеньева — знаменитого исследователя Уссурийского края, знатока и тонкого ценителя природы, превосходного писателя. Он вытащил меня из хабаровского ночлежного дома, «комфортом» которого в течение двух зим я вынужден был пользоваться во время учебы в городском училище, добывая скудные средства на существование «веселой» работой уличного продавца газет.

Целое лето я провел в тайге бок о бок с этим замечательным исследователем, учась у него разбирать сложную жизнь природы, заслушиваясь по вечерам увлекательнейшими рассказами о путешествиях.

Скоро грянула социалистическая революция, очистившая воздух старого мира, как гроза, пронесшаяся над тайгой. Я одним из первых почувствовал блага революции — получил возможность поступить в школу. Государственная стипендия окончательно избавила меня от омута ночлежного дома.

Потом гражданская война — участие в партизанском движении, а следовательно, вновь родная тайга. Только не в Биробиджане, как раньше, а в Приморье и на Тихоокеанском побережье.

Теперь я полюбил отвоеванную народом землю и природу, еще больше и глубже хотел ее познать. Любовь к природе переплелась с мыслями о переустройстве, процветании и могуществе обновленной революцией родины. Мечты о путешествиях приобрели новую окраску, наполнились новым содержанием. Арктика стала занимать в них главное место потому, что на карте полярные страны выглядели огромным ледяным венцом нашей страны. Они были наши, эти мало исследованные просторы, с их своеобразной природой. И на фоне этой природы передо мной рисовались сильные, упорные русские люди, наши старинные землепроходцы, о которых теперь уже многое знал. Они ничем не уступали самым

прославленным иностранным путешественникам; превосходили их смелостью, пытливостью и инициативой и напоминали понятных и близких мне людей, встречающихся с детства в дальневосточной тайге. Я знал также, что Страна Советов будет продолжать дело их патриотов — освоение Крайнего Севера: Чукотки, Камчатки и побережья Ледовитого океана. А чтобы осваивать эти далекие советские земли, надо в первую очередь знать их — знать природу, географию, население, условия освоения и возможного в будущем переустройства. Но чтобы знать все это, надо туда поехать. Именно это и стало главным стимулом моей поездки в Арктику. Я добился того, чтобы попасть туда, и в 1926 году оказался начальником экспедиции на необитаемом острове Врангеля, где мне было поручено организовать советское поселение. Так я стал полярником.

Готовясь к экспедиции на остров Врангеля и изучая материалы о нем, я не мог не узнать о попытке империалистов отторгнуть остров от Советского Союза. В. Стефансон заявлял:

«Фолклендские острова лежат у берегов Аргентины и должны были бы принадлежать ей. Но они принадлежат Британии. Хотя в настоящее время их значение уменьшено Суэцким и Панамским каналами, все-таки они важны для империи как промежуточная база на пути от одной колонии к другой для развития морской торговли. В мирное время они представляют собой звено в морском могуществе Британской империи. Мы хотим иметь остров Врангеля для развития воздушных путей, чтобы он был базой для дирижаблей и самолетов точно так же, как Фолклендские острова служат базой для наших кораблей и крейсеров»[6].

Кто мог поручиться, что империалисты не покусятся и на Северную Землю под видом ее «исследования»? Проекты достижения неведомой Северной Земли уже рождались за границей и, как обычно, широко рекламировались буржуазной прессой.

Северная Земля была самым замечательным географическим открытием первой четверти нашего столетия. Открытие было сделано русскими людьми. Земля лежала у берегов Советского Союза. Мысль о том, что ее могут «исследовать» иностранцы, была нетерпимой. Достоинство и патриотизм советского человека повелевали взять это дело в свои руки. Исследование Северной Земли для советских людей являлось делом чести и патриотическим долгом перед своей страной.

Так работала моя мысль. И еще на острове Врангеля я начал готовиться к экспедиции на Северную Землю.

Три года я провел на острове среди небольшой группы эскимосов, переселившихся сюда со мной с берегов Берингова пролива. Внимательно всматриваясь в быт эскимосов, я отбирал все ценное из их многовекового опыта жизни на Севере, изучал способы передвижения по морским льдам, езду на собаках, путешествия в темноте полярной ночи, охоту на зверя, устройство лагерей, снаряжение и многое другое, кажущееся на первый взгляд мелочью, но зачастую обеспечивающее успех работы в Арктике. Скоро зскимосы стали говорить: «Умилек (начальник) делает все, как эскимос». Это в их понятии было высшей похвалой.

С каждым днем мечта об изучении Северной Земли, идея освоения Арктики и желание вложить свою долю труда в привлечение ее богатств на пользу родины делали меня сильнее, выносливее и настойчивее.

За время пребывания на острове Врангеля мной была составлена карта острова, собран материал о животном мире и перспективах промысла, составлен гербарий и накоплены материалы о климате острова и ледовом режиме окружающих его вод. А самое главное — здесь я вплотную узнал Арктику, еще больше полюбил ее и научился работать в суровых условиях.

План новой экспедиции выступал все отчетливее.

Когда в конце 1929 года я вернулся с острова Врангеля, этот план был уже продуман до мелочей. Он был предельно прост, предусматривал исследование неизвестной Северной Земли в кратчайший срок и требовал минимальных затрат. Основными положениями плана были:

• отказ от зимовки корабля, доставляющего экспедицию на Северную Землю или в ее район;