Морис Палеолог - Тайный брак императора: История запретной любви Страница 9

Наконец явился доктор Красовский в сопровождении повивальной бабки. Он не успел еще осмотреть больную, как царь тоном, которым он обычно давал приказания, сказал ему: «Если нужно, пожертвуйте ребенком, но ее спасите во что бы то ни стало».

Долго длились мучительные роды. Лишь к половине десятого утра Екатерина Михайловна родила сына.

Это было в воскресенье, и государь должен был ее оставить: весь двор ожидал его к обедне. Здоровый и красивый ребенок получил при крещении имя Георгия. В тот же день его перевезли в Мошков переулок, где жил генерал Рылеев, начальник личной охраны царя. Это место было избрано потому, что оно было довольно глухим и что проживание там генерала Рылеева делало естественным присутствие жандармской охраны, не позволявшей никому задерживаться на этой улице.

Новорожденный был поручен заботам русской кормилицы и гувернантки-француженки.

Несмотря на все принятые меры предосторожности, слух о родах быстро распространился.

Германский посол, князь Рейс, окруживший царя замечательно организованной сетью шпионажа, узнал об этом первый. Он и сообщил об этом невестке Екатерины Михайловны, для которой это известие, несмотря на то, что о связи государя с Екатериной Михайловной она была осведомлена лучше других, явилось полной неожиданностью.

Императорская семья и особенно приближенные цесаревичи были потрясены. Любимые братья императора, великие князья Константин и Николай, и особенно уважаемая Александром II кузина его, великая княгиня Елена Павловна, были страшно взволнованы. К их горечи и возмущению присоединились еще и предчувствия опасностей, которые угрожали существованию династии в случае введения в царскую семью этого незаконнорожденного ребенка.

Императрица Мария, конечно, не последняя узнала об этом событии. Но она оставалась молчаливой, холодной и замкнутой, ни с кем не делясь своими мыслями. Ее болезнь, однако, с этого времени стала развиваться быстро.

Волнение в императорской семье скоро передалось и аристократическим кругам Санкт-Петербурга и Москвы. Особенно много внимания рождению незаконнорожденного сына государя уделяли в семьях князя Паскевича, женатого на графине Воронцовой, князя Щербатова, женатого на графине Паниной, графа Орлова-Давыдова, женатого на княжне Барятинской, князя Воронцова, женатого на графине Шуваловой, и у княгини Куракиной, приближенной цесаревны. В этих кругах строго осуждали поведение государя. Если раньше закрывали глаза на его связь, то теперь эти круги скандализовала невозможность ее игнорировать. Возмущались тому, что 54-летний монарх, бывший уже дедом, не может обуздать своих страстей. Шокировала и громадная разница возраста Александра Николаевича и Екатерины Михайловны. Не без тревоги думали о том, не явится ли, ввиду тяжкой болезни императрицы, сегодняшняя фаворитка завтрашней законной супругой, если она даже и не пожелает подняться выше.

Неудовольствие еще усилилось, когда к концу 1873 года сделалось известным, что фаворитка родила второго ребенка — девочку, получившую имя Ольги.

На этот раз императору стало известным то неудовольствие, которое возбуждалось открытостью его связи. Граф Петр Шувалов, управляющий Третьим отделением, имел смелость сообщить об этом царю. Никто не мог лучше выполнить этого деликатного поручения. Прежде всего, граф Шувалов был обязан сделать это по долгу службы, так как в его обязанности входило следить за отношением общества к особе государя, а затем он мог опираться и на свой нравственный авторитет, основывающийся не столько на его служебном положении, сколько на его происхождении, богатстве и личных качествах. Несмотря на все доверие, которое питал к Шувалову царь, он выслушал его холодно и надменно и, казалось, нисколько не был смущен тем, что говорят и думают о его личной жизни.

Несколько времени спустя управляющий Третьим отделением, великий инквизитор русской империи, совершил, однако, серьезную оплошность. Он забыл, что система доносов, так успешно им организованная во всех слоях общества, применялась также и к нему. Беседуя однажды вечером в кругу своих близких друзей, на которых он, как ему казалось, мог вполне положиться, он высказал несколько резких мнений по адресу Екатерины Михайловны. Он говорил, что государь находится всецело под ее властью и способен на всякие безумства, чтобы доказать ей свою любовь; он так разошелся, что даже сказал: «Но я справлюсь с этой девчонкой».

На другой же день этот разговор был передан генералу Рылееву, который поспешил сообщить о нем государю.

Александр II не сделал никакого замечания Шувалову, но втайне решил удалить его от себя и устранить от заведывания охраной.

Вскоре, когда в начале июня 1874 года царь находился в Эмсе, управляющий Третьим отделением прибыл к нему с обычным докладом. Император встретил его сердечными словами:

— Поздравляю тебя, Петр Андреевич.

— Смею спросить, чем вызваны поздравления вашего величества?

— Я только что тебя назначил своим послом в Лондон.

Несколько сдавленным голосом Шувалов рассыпался в благодарностях. В преемники Шувалову по руководству тайной полицией император назначил не высокопоставленное лицо, какими были Петр Андреевич и его предшественники Бенкендорф, Долгорукий, Орлов, а скромного офицера, генерала Потапова. Он должен был быть при всех обстоятельствах слепым орудием царской воли.

Александр II был чрезвычайно озабочен судьбой своих незаконных детей. Желая скрыть их происхождение, он приказал их тайно окрестить и из особой предосторожности собственноручно уничтожил акт крещения.

Однако вскоре ему стали ясными все неудобства и унижения, с которыми придется столкнуться его по плоти и по крови детям, если как-нибудь не будет установлено их гражданское положение.

Основные законы империи предоставляли ему неограниченные возможности. 1-я статья этих законов гласила: «Император Всероссийский есть монарх самодержавный и неограниченный. Повиноваться верховной его власти, не токмо за страх, но и за совесть, сам Бог повелевает». А статья 70-я дополняла 1-ю следующим положением: «Высочайший указ, по частному делу последовавший, или особенно на какой-либо род дел состоявшийся, по сему именно делу или роду дел отменяет действия законов общих».

По смыслу этих законов всякое решение, носящее подпись царя, имело силу закона, вне зависимости от того, какие вопросы разрешались царским указом. По общему правилу императорские указы должны бы быть опубликованы Правительствующим сенатом, который, несмотря на свой громкий титул, был лишь судебным учреждением и имел функции пересматривать состоявшееся решение судов, а также опубликовывать законы. Государь, однако, имел право решать, чтобы тот или иной из его указов не был объявляем никому.