Сергей Михеенков - Взвод, приготовиться к атаке!.. Лейтенанты Великой Отечественной. 1941-1945 Страница 9

В войну многие гибли от полученных ран. Антибиотиков тогда не было. Не разработала их к тому времени медицина. Немцы своим делали противостолбнячные уколы, вводили противогангренную сыворотку или что-то в этом роде. У нас только с сорок третьего появилось нечто подобное. Точно я уже вспомнить не могу. Санитары и медики, конечно, нам помогали как могли. Многих от смерти спасли, многим руки и ноги сохранили для последующей жизни. Самая страшная рана — в живот. Таких и на операцию не брали, если, к примеру, с момента ранения до времени операции прошло больше двух часов. Начинался перитонит, и вскоре раненый умирал. Раненным в живот санитары в носилки засовывали записку, в записке той значилось время ранения. Я видел, как таких, безнадежных, со вздувшимися животами, выносили под деревья и складывали в рядок. Они еще живые, некоторые еще в себе и вполне внятно разговаривают. А смерть уже встала за их плечами…

Тяжелых мы оставляли где могли. В основном у местных жителей. Так мы оставили нашего пулеметчика Степченкова.

— Сошлись мы с ними скоро. Да так, что ближе некуда. Дело было так. Полк наш из котла вышел. Потрепали нас, конечно, основной парк машин потеряли. Побросали и основную часть минометов, станковых пулеметов, «полковушек». «Полковушка» — это та же «сорокапятка», но немного иной конструкции. Попроще. Ствол в два раза короче с рельсой откатника внизу. В сорок третьем их заменили на пушки калибра 76 мм. Но больше всего полк потерял в котле людей. И бойцов, и командиров.

Как выходили, я не запомнил. Несколько суток, трое или четверо, не спали. В голове все спеклось в один сумбурный комок. Охватило какое-то безразличие. Убьют — убьют. А прятаться, ползти, окапываться уже не было сил. Запомнил только, что бежал я не один. Все время перед глазами мотался чей-то оторванный хлястик, державшийся на одной пуговице. Так я за этим хлястиком и бежал. Стрелять не стреляли. Некуда было стрелять. Сплошным потоком пошли. Немцы тоже не стреляли. Потом ребята вспоминали, кто при памяти был, что немцы лежали возле пулеметов шагах в двадцати от лощины, по которой мы ринулись на выход. Три или четыре пулемета. Но ни один не открыл огня. Почему они не стреляли? Не думаю, что пожалели нас. Что-нибудь другое.

А бой, о котором я хочу рассказать, произошел несколькими днями позже. Мы отоспались. Нас хорошенько покормили. Интенданты где-то в ближайших деревнях разжились продовольствием. Пригнали несколько овец, теленка. Привезли на телеге картошку, муку, еще что-то. Тут мы вроде как почувствовали себя дома. Фронт где-то далеко гудит. Но как-то странно: то на западе, за лесом, то уже севернее, и даже на востоке. Никак мы не могли понять.

К нам приезжали комиссар и офицер для связи из штаба дивизии, которая занимала оборону возле железнодорожного разъезда и Варшавского шоссе. Мы тогда уже на Варшавку вышли, вдоль нее потом и отступали. То отступали, то драпали. Временами так, временами этак. Всякое случалось. Комиссар газеты привозил. Офицер — распоряжения для майора Бойченко.

Майор наш, Бойченко, нахрап был еще тот. Но такие и нужны были тогда. И тогда, и потом — всю войну. Ради исполнения приказа да чтобы угодить высшему начальству, ни бойцов не пожалеет, ни командиров рангом ниже себя, ни себя самого. Штабные документы в железных ящиках мы везли в собой. Знамя полка тоже сохранили. Всю канцелярию с печатями и журналом боевых действий. Но вот народу у нас осталось мало. Когда увезли в дивизию, в их лазарет, раненых, совсем горстка бойцов, может, с роту — полторы. У меня во взводе — шестеро. И взвод мой не расформировывали. Я этим дорожил. Майор Бойченко, видя это, только посмеивался. А однажды похвалил:

— Выведешь взвод — я тебя, лейтенант, досрочно к очередному званию представлю и назначу на роту!

— Служу трудовому народу! — ответил я ему, а сам себе подумал: хорош ты яйца делить из-под больной курицы, которая уже больше месяца не несется…

И тут он стал вот что делать. Когда появилось продовольствие, приказал постам задерживать отходящих. В те дни по дорогам и по лесам шло много войск. Кто откуда, какой части и какого полка, не понять. Посты останавливали не всех. Но кто шел с оружием и вида боевого не растерял, тех тут же заворачивали на командный пункт майора Бойченко. За трое-четверо суток он сумел наверстать до батальона бойцов. Попадались среди отступающих и командиры. Он их ставил на роты и взводы. Первым делом мыл в бане. После бани ставил на довольствие. Проверял оружие. Бойцы приводили в порядок одежду и снаряжение.

И вот однажды приезжает в полк из дивизии офицер для связи. Один, без комиссара. Вид у него неважный. И говорит:

— По шоссе движется колонна немцев. Дивизия вот-вот вступит в боестолкновение. Ваша задача — не допустить обхода позиций дивизии по второстепенным дорогам.

Полк развернулся фронтом на юго-запад. Мой взвод пополнили до 20 человек и выслали вперед, в качестве передового боевого охранения. Оружие — винтовки, два трофейных автомата и ручной пулемет с двумя неполными дисками, несколько трофейных гранат. Получили приказ — пошли его исполнять.

Помню, уже вечерело. Мы двигались по проселочной дороге на юго-запад. Наступил уже октябрь. Первое или второе число октября. Немцы только-только ударили из-под Рославля, начали операцию «Тайфун». Перли вдоль Варшавского шоссе целым корпусом — несколько дивизий. И пехота, и танки, и артиллерия, и бронетранспортеры. Но все это происходило где-то правее нас. А тут пока стояла тишина. И вот вечером, когда мы шли в сторону нашего поста, на шоссе послышалась канонада. Мы поняли, что дивизия вступила в бой.

Смотрю, сержант, которого я выслал вперед с тремя бойцами, ведет четверых — те в красноармейских шинелях, без винтовок, один с завязанной рукой.

— Вот, товарищ лейтенант, в лесу задержали. Говорят, что от станции бегут.

Старший из них, дядька уже в годах, вперед выступил и говорит:

— Недолго и вам тут, в лесу, храбриться. Вот подойдут с танками, бежать и вам.

Глаза злые, смотрит дерзко, не боится.

— А почему же винтовки бросили? Где, — говорю ему, — ваши винтовки, вояки херовы?

— У нас винтовок и не было.

— Как не было?

— А так. Не выдали нам винтовок. Вчера сказали: завтра утром подвезут. А утром — немцы. Подвезли… — И тут он вытаскивает гранату и бросает ее под ноги, как бросают то, что не нужно уже ни тому, кому это выдано, ни тому, кто это выдал. — Вот, все наше оружие. Без запалов. По штуке на брата. Только ими воевать все равно что камнями…

— Подними гранату, — приказал я ему.

Тот поднял, подал ее мне. Ф-1. И правда, без взрывателя. Верить этому дядьке или нет? Может, бросили винтовки и драпанули с позиций? Кто их знает. А теперь валяют дурака, чтобы я их к березке не поставил. Дядька на меня посмотрел и говорит: