Артем Драбкин - Я взял Берлин и освободил Европу Страница 9

К форту мы, разведка 3-го артдивизиона, подошли темной ночью, первыми, вместе с разведротой дивизии. И поубивали бы нас там всех за считаные минуты, но тут помог то ли Бог, а то ли случай. Послушайте, как иногда на войне людям везет.

Когда мы ворвались в укрепления перед фортом, то увидели перед собой крутой откос, а далее глубокий ров с водой, шириной примерно 20 метров. Немцы прямо перед нашим расположением забыли убрать переходной мостик! Попытаться перебежать по этому мостику не было смысла: мостик почти упирался в глухую стену и хорошо простреливался с боковых казематов. И тогда появился какой-то лихой старшина, то ли из разведроты, то ли из саперов, который прикатил небольшую бочку с динамитом и имел с собой детонаторы и запальные фитили. Эта бочка ровно покатилась по мостику и взорвалась у самой стены. Через несколько мгновений раздался еще один взрыв чудовищной силы. Стена форта исчезла в дыму и пламени. Когда мы, оглушенные и контуженые, снова стали что-то соображать, то увидели, что ров перед нами засыпан глыбами земли и обломками стены. Какой-то разведчик крикнул: «В форт! Бегом!» Быстро перебежали и ворвались в огромный проем в стене.

По всей территории форта мы наталкивались на оглушенных и обезумевших от взрыва немцев, которые даже не пытались сопротивляться. Их просто пристреливали на бегу, не было времени брать кого-либо в плен.

От форта уходили подземные ходы в сторону города. Мы проскочили по ходам и даже захватили еще один укрепленный пункт, расположенный за западной стеной форта. В этом укреплении находилась стационарная зенитная батарея с центральным управлением. Батарею развернули в немецкую сторону и стали бить по пригороду Кенигсберга. Пригородные дома находились в километре от нас! В этом укреплении мы просидели больше полутора месяцев. Я захватил себе еще один личный «трофей» – БТР с пушечкой

Так что же произошло в форту?.. Выяснилось, что от взрыва заряда, направленного, героем-старшиной через мостик к стене, сдетонировал и взорвался огромный склад боеприпасов, находившийся прямо в этом месте под землей, этот взрыв и разнес стену форта, обломки которой засыпали глубокий ров, позволив нам перебраться в форт. В другой оконечности форта находился еще один большой склад снарядов и патронов, но он не взлетел на воздух и уцелел.

В мемуарах командарма и еще в нескольких сборниках воспоминаний взятие форта представлено как организованный и подготовленный штурм с массированной артподготовкой и поддержкой с воздуха. Но на самом деле ничего этого не было. Просто нам крупно повезло в ту ночь…

В самом Кенигсберге пришлось нелегко. Был очень тяжелый бой, когда брали Южный Вокзал. Бились с немцами на железнодорожных путях, в здании вокзала. На подходе к вагонному депо и мы, и немцы оказались разделены между собой высокой четырехметровой стеной. Кидали друг в друга гранаты через эту стену…

Дошли до городского зоопарка. Здесь произошел курьезный случай. Ведем бой, а между нами бегают звери, выпущенные из клеток и загонов. Во время боя на них даже не обращали особого внимания.

В районе здания биржи переправились через реку Прегель на подручных средствах, и только тут немецкое сопротивление стало ослабевать.

Уже после того как гарнизон Кенигсберга согласился на капитуляцию, в подвалах и в домах засело множество недобитых групп, не согласных на сдачу в плен. В основном это были эсэсовцы и офицеры. Эти бились до последнего патрона. Зачистка города продолжалась еще трое суток.

Помню один момент во время зачистки. Шли группой, человек двенадцать, по огромному подвальному помещению. Широкий длинный коридор, слабый свет. С двух сторон коридора было множество дверей. Шли с боем. Вроде всех немцев в подвале поубивали. Стрельба затихла. На какое-то мгновение в самом конце коридора мы расслабились. И тут неожиданно открывается дверь. В проеме двери стоял высокий здоровый немец без кителя. В вытянутой руке пистолет, который он направил прямо на Мишу Богопольского. Расстояние между ними – один метр. Я успел срезать немца автоматной очередью. Он рухнул прямо в ноги к Богопольскому. А тот поднял пистолет с пола и сказал мне: «Держи «трофей»! Спасибо, что спас!» Пистолет оказался тринадцатизарядным «Вальтером», уважаемой всеми фронтовиками моделью. На другой руке у убитого сверкали золотые часы. Командир второго дивизиона Богопольский снял их с его руки и подарил мне эти часы.

Порядочные люди честно воевали до последнего дня войны, не думая ни о каких «трофеях». Но были всякие, с позволения сказать, «товарищи»…

Вообще «трофейная тема» очень многогранная. В самом конце войны в том же Кенигсберге произошел один случай. Стояли с несколькими орудиями в центре прусской столицы. А в центре города оставались еще «необследованные», вернее сказать – неразграбленные, дома. Рядом с разгромленным зданием банка мы увидели шикарного коня под седлом. С нами был КВУ (командир взвода управления), который предложил подарить этого коня нашему командиру дивизиона. Многим эта идея понравилась. Вдруг появляются кавалеристы и заявляют: «Эта лошадь наша!» Начали спорить с ними, все на нервах. Обе стороны схватились за оружие. КВУ дал команду ближайшему расчету: «Орудие! Заряжай! Огонь!» Но кто-то из кавалеристов успел выстрелить раньше, и в тот момент, когда лейтенант кричал «Огонь!», ему пуля попала в открытый рот и вышла через щеку. Лейтенант – КВУ упал, заливаясь кровью. Кавалеристы, понимая, что за это их сейчас щедро «угостят свинцом и картечью», сразу отхлынули назад.

Мы накинули на плечи раненого кожаную тужурку майора Горелова, выскочили на дорогу, остановили встречное движение с криком: «Полковника ранило!», быстро добрались до переправы и через реку, на понтоне доставили лейтенанта в санбат. Пока лейтенанта оперировали в санбате, кто-то снял с его руки четыре пары часов, которые были надеты «лесенкой», от запястья и выше.

Так что «битва за трофеи» иногда принимала и такие уродливые формы…

А по поводу своих личных «трофеев» что сказать. С войны я привез две пары часов, два трофейных фотоаппарата.

Мы располагались в Кенигсберге в бывшем юнкерском училище. В подвале спортзала, в подземных коммуникациях, я сделал себе «тайник», в котором хранил трофейное оружие – 3 пистолета. Один из них я не смог провезти в Союз во время демобилизации.

Вообще у нас, у молодежи, было наплевательское отношение к каким-то ценностям, к чужому добру. Мы настолько ошалели от самого факта, что выжили на войне, что все остальное нам казалось глупым, пустым и ненужным. Инкрустированное «буржуйское» трюмо, из дорогих пород дерева, обменивалось «баш на баш» на несколько пачек папирос. Осенью 1945 года я провожал на Южном вокзале Кенигсберга своих друзей, возвращавшихся на Родину. Ко мне подошел пожилой подполковник, комендант вокзала.