Анна Бурдина - Елена Блаватская. Интервью из Шамбалы Страница 9

– Очень жаль, очень жаль, Никифор Васильевич, – запричитал дедушка, – а я-то надеялся продолжить наш спор о горцах, который мы начали в прошлый раз.

– Не сегодня, друг мой, не сегодня. Проблемы горцев, Андрей Михайлович, столь же вечны, как сами горы! Поэтому они вполне подождут, пока у нас с вами найдется время их обсудить. Сами понимаете, дела, – мягко прервал господин Блаватский, любезно откланялся и направился к двери.

Елена поспешила вслед за ним.

– Господин генерал, послушайте, – громко шептала она по-французски, провожая его до ворот, – я виновата перед вами, простите меня. Мне, право, неловко. Не стоило мне такого говорить.

– Ничего, ничего, Елена Петровна. Вы прелестная барышня. Я непременно подумаю над вашим предложением. Право, это для меня чрезвычайно лестно и совершенно неожиданно, – уверил ее господин Блаватский, очередной раз поцеловал ручку, сел в экипаж и удалился по своим неотложным делам.

Проводив господина Блаватского, Елена вернулась в гостиную. Ужин был подан, гости заняли свои места за громадным, уставленным всевозможными блюдами столом. Артиллерия бутылок с местным грузинским вином стояла на отдельном столике рядом с хозяином дома. Периодически он указывал на очередную бутылку и велел слугам пошевеливаться. Гости произнесли несколько тостов, выпили, закусили, и разговор тонкими ручейками потек по темам, которые Елене были мало понятны и интересны, поэтому она молча слушала, изредка кивая головой и тем самым давая понять, что согласна с тем или иным утверждением.

– Андрей Михайлович, расскажите, пожалуйста, о своих встречах с нашим великим Пушкиным. Говорят, вы были с ним знакомы, – попросила хозяина дома жена генерала Ермолова.

– Конечно, расскажу, с превеликим удовольствием. Однако хочу заметить, что судьба свела меня с этим великим человеком не на литературной основе, а лишь из-за нехватки удобных помещений для жилья в Кишиневе. В те годы я служил управляющим конторой иностранных поселенцев в Екатеринославле. Во время моих приездов в Кишинев, где Александр Сергеевич Пушкин пребывал в ссылке, меня помещали с ним в одной комнате. Это было для меня крайне неудобно, потому что я приезжал по делам, имел занятия, вставал и ложился рано. Он же по целым ночам не спал, что-то писал за столом, возился, декламировал и производил свои ночные эволюции в комнате во всей наготе натурального образа. На прощанье он подарил мне свои поэмы, написанные им собственноручно – «Бахчисарайский фонтан» и «Кавказский пленник». Зная любовь моей жены к поэзии, я повез ей поэмы в Екатеринославль вместо гостинца. И в самом деле оказалось, что лучшего подарка сделать не мог. Она пришла от них в такое восхищение, что целую ночь читала и перечитывала, а на другой день объявила, что «Пушкин, несомненно, гениальный великий поэт».

Елена слышала эту историю не один раз, поэтому не проявила к ней никакого интереса. Но вот, совершенно неожиданно, разговор попал в то русло, где девушка плавала как рыба в воде, и даже могла высказать собственное мнение и показать себя.

Беседа началась с совершенно обычного вопроса:

– Собираетесь ли вы, генерал, посетить Кавказ в следующем году? – спросил дедушка господина Ермолова, которому в то время перевалило далеко за семьдесят.

– Я могу сюда приезжать еще лет десять, если силы будут, – ответил генерал. – Ведь мне помирать на восемьдесят пятом году жизни. Так что время еще есть.

– Господин генерал, вы так точно уверены в сроке вашего пребывания на земле? – поинтересовался дедушка Елены. – Или вам гадалка нагадала?

– Нет, не гадалка, это я сам записал в свое время.

– Как это? Вы себе отвели срок? – не поверил господин Фадеев.

– Да вот так, просто взял да и написал памятную записку, когда еще был только произведен в чин полковника. Это целая история, но, что самое интересное, все, что я тогда записал, сбылось не только по содержанию, но и по датам.

– Такого не может быть, – усомнился господин Фадеев, – это, вероятно, какая-то мистическая история. Не расскажете ли вы ее более подробно, господин генерал, – попросил дедушка.

– Извольте, – охотно откликнулся господин Ермолов. – Когда я был еще молодым подполковником, меня послали по делу в небольшой городок. Мое жилище состояло из двух комнат – одной для слуг, а второй лично для меня. В мою комнату можно было пройти только через комнату прислуги. Однажды поздно ночью, когда я писал, сидя за столом, я впал в задумчивость, и, внезапно подняв глаза, увидел стоящего передо мной по ту сторону стола незнакомого мужчину, который, судя по его одежде, принадлежал к низшим слоям общества. Прежде чем я успел спросить, кто он и что он хочет, незнакомец сказал: «Возьми свое перо и пиши». Чувствуя себя под влиянием неодолимой силы, я молча повиновался. Тогда он продиктовал мне все, что должно было случиться со мной в течение всей жизни, заключая датой и часом моей смерти. С последним словом он внезапно исчез. Прошло несколько минут, прежде чем я полностью пришел в себя и, вскочив со стула, бросился в соседнюю комнату, через которую незнакомец обязательно должен был бы пройти. Открыв дверь, я увидел моего писаря, пишущего при свете свечи, и ординарца, спящего на полу возле входной двери, которая была крепко заперта на замок и задвижку. На мой вопрос: «Кто это только что был здесь?» – удивленный писарь ответил: «Никого». До сего дня я никогда и никому не говорил об этом; я заранее знал, что некоторые заподозрили бы, что я все это придумал, а другие сочли бы, что я подвержен галлюцинациям.

– И все сбылось? – спросила Елена.

– Все, что было написано в моем письме, сбылось до мельчайших подробностей. Осталась последняя строчка – дата моей смерти. Но ее смогут подтвердить только потомки, найдя этот документ в моих бумагах. Вы у них потом спросите, – сказал Ермолов, улыбнувшись, глядя на Елену. Он растерянно окинул пространство взглядом и развел руками. – Как объяснить сей факт, не знаю, но, что есть, то есть.

– А я знаю, вернее, предполагаю, – беззастенчиво объявила Елена.

В глазах взрослых застыл немой вопрос, но генерал Ермолов быстро нашелся.

– Интересно будет послушать, барышня, какова же суть этого явления с научной, логической или женской точки зрения, – не без сарказма заметил он.

Елена, ничуть не смутившись, принялась объяснять:

– Божественное всеведение присуще для индивидуального Эго. Эго – будем считать, бессмертная душа. В Вечности не существует ни Прошлого, ни Будущего, а только одно бесконечно длящееся НАСТОЯЩЕЕ.

Взрослые переглянулись. Дедушка мягким голосом попросил внучку:

– Не так сложно, внученька. Говори, пожалуйста, более простым языком, а то мозги можно сломать от твоих умозаключений. Нам, старикам, не все понятно.