Федор фон Бок - Я стоял у ворот Москвы. Военный дневник командующего группой армий «Центр» Страница 9

ОКВ продолжает давить на меня с тем, чтобы я, вместо приданных танкистам стрелковых бригад, задействовал на начальной стадии наступления для поддержки танковой группы Гудериана какую-нибудь другую пехоту. Это возможно только в том случае, если я придвину к передовой две или три Дивизии, дислоцирующиеся в настоящее время в тылах 4-й армии. Если Гудериан на это согласится, а ОКВ издаст соответствующий приказ, другого выбора у меня не будет.

5/6/41

Приехали Грейссер и Гиммлер. Во время состоявшегося у нас разговора Гиммлер заявил, что основной целью восточной кампании является разделение России на небольшие государства и распространение германского влияния далеко за Урал. [40]

6/6/41

Грейффенберг вернулся из Берлина и сообщил, что там требуют придерживаться запланированной даты начала наступления. Характеризуя общее положение, Грейффенберг сказал, что беспорядки в Ираке, к которым Германия не имеет никакого отношения, закончились, и про них забыто. Теперь в Берлине вызывает беспокойство ситуация в Ливии. Какая там сложится обстановка после того, как закончится Русская кампания, пока доподлинно неизвестно. Возможно, мы двинемся на Суэц, а возможно — в Восточную Африку. Так как американская помощь Британии все увеличивается, в Берлине мало кто верит, что Англия разбита в «Битве за Атлантику». У нас начались затруднения с продовольствием, особенно с жирами и мясом. Дальнейшее сокращение мясного рациона ожидается к зиме.

Возможно ли выиграть эту войну одной только силой оружия? Даже если мы откажемся от высадки на Английские острова?

7/6/41

Так как я до сего дня не получил ответа на свой демарш от 4 июня, направленный против приказа, регулирующего отношения с русским гражданским населением, я позвонил Браухичу и высказал предложение относительно того, в какую форму следует облечь этот приказ, чтобы он стал понятным для строевых офицеров и приемлемым для армии. Через час Браухич перезвонил мне и сказал, что все, о чем я хлопочу, можно найти в тексте приказа, и что его надо толковать именно так, как я предлагаю. Это означало, что полевым войскам все-таки будет позволено наказывать гражданское население! Что же касается офицеров из военно-полевых судов, то им в каждом конкретном случае [41] придется решать, содержат ли подобные действия состав преступления — или нет. При этом вопрос поддержания дисциплины будет играть в принятии решения определяющую роль! Что ж, с такой трактовкой приказа я согласен!

Браухич считает, что военно-полевые суды следует проводить быстро и по горячим следам, даже при том условии, что неподалеку идет сражение. По его мнению, это позволит избежать ненужной переписки и бюрократической волокиты.

Гудериан вел переговоры об использовании пехоты в секторах наступления танковых корпусов с ОКВ напрямую; в результате они с ОКВ договорились о подключении к наступлению двух пехотных дивизий из моего резерва.

В передаче подпольной радиостанции, возможно, коммунистической, была упомянута моя фамилия в связи с герром фон Брауншвейгом, который, как утверждает эта радиостанции, находится в тюрьме. Когда я командовал немецкими войсками в Штеттине, Брауншвейг был членом небольшого ультраправого кружка в Восточной Померании, политические идеи которого не распространялись дальше стен кабинета, где эти люди собирались. Мой единственный контакт с Брауншвейгом имел место именно в это время. Хотя до этого мы никогда не встречались, Брауншвейг, уже тогда опасавшийся ареста, обратился ко мне с вопросом, в состоянии ли Вермахт обеспечить ему защиту. Я вынужден был сказать этому сильно обеспокоенному человеку, что не могу вмешиваться в политику.

7/6/41–9/6/41 вечер

Провел выходные в Берлине.

По пути домой посетил расположение 3-й танковой дивизии в Пинне.

Англичане и «Свободная Франция» — генерал де Голль — обосновались в Сирии. [42]

12/6/41

Ездил в штаб-квартиру 4-й армии (Клюге) в Варшаве. Обсуждал с командованием армии в присутствии Главнокомандующего (Браухич) различные детали предстоящего наступления. В отношении использования пехотных дивизий в секторах наступления танковых корпусов Гудериан склоняется к компромиссу, который, похоже, Главнокомандующего не устраивает. Я, признаться, тоже не нахожу никаких достоинств в новейшем решении этой проблемы. Но Гудериан доволен: сейчас под его командованием находятся части 15 различных дивизий! Кроме того, на его фронте сконцентрированы большие массы пехоты, что при неблагоприятном развитии ситуации может привести к большим и неоправданным потерям. За всем этим кроется неумение «тех, кто наверху» формулировать свои пожелания в виде своевременных, четких и не допускающих второго толкования приказов. Будь у них такое умение, не понадобилось бы ни дискуссий, ни компромиссов.

14/6/41

Фюрер обсудил насущные вопросы предстоящей операции с командующими группами армий и армиями в Рейхсканцелярии. Никаких новых пожеланий в адрес командования группами армий высказано не было.

После обеда фюрер рассуждал о сложившейся ситуации: чем больше он размышляет о своем намерении напасть на Россию, тем сильнее укрепляется в принятом им решении. Россия представляет собой огромную угрозу для германского тыла, и наши тылы должны быть избавлены от такой угрозы. Как только Россия будет повержена, у Англии союзников на континенте не останется, а Германию [43] можно разбить только на континенте. Даже если в результате разгрома России нам удастся накормить хотя бы часть армии — а на территории России останутся от 65 до 70 дивизий — потребности Германии в сырье и продовольствии могут удовлетворяться неопределенно долго. Более того, после завершения кампании на востоке многие дивизии будут расформированы, а демобилизованные солдаты получат рабочие места в промышленности; промышленность может быть частично перестроена на мирный лад. Англия же, созерцая гигантские успехи Германии, должна будет неминуемо прийти к выводу о бессмысленности дальнейшей борьбы. Фюрер надеется, что все упомянутое выше произойдет в ближайшие месяцы после окончания восточной операции. Фюрер несколько месяцев назад прощупывал позиции русских на предмет заключения союзнического договора с Германией, но они отвечали уклончиво; это свидетельствует о том, что они используют предыдущее соглашение только для того, чтобы еще больше нарастить свою мощь.

Углубленное исследование русского вопроса показало, что русские чрезвычайно осмелели, как только пришли к выводу, что Германия слишком занята своими делами. Об этом, к примеру, свидетельствует захват Литвы, не предусмотренный никакими соглашениями. Вопрос, какие территории Германия аннексирует после победы, остается открытым; не приходится, однако, сомневаться в том, что русское влияние в Прибалтике должно быть полностью искоренено; кроме того, Германия должна закрепить за собой господствующее положение на Черном море, так как эта зона является жизненно важной для обеспечения нашего выживания — к примеру, из-за нефти. Британские потери в транспортных судах велики; фюрер надеется, что они возрастут еще больше благодаря действиям нашего постоянно увеличивающегося подводного флота. Объединенные [44] усилия подводного флота и Люфтваффе, направленные против британского торгового судоходства, должны стимулировать англичан к заключению мира. Американская помощь приходит с опозданием; она даст о себе знать в лучшем случае в конце лета. На разгроме России, конечно же, должно сказаться давление Японии, хотя активной помощи с ее стороны в период восточной кампании и не ожидается. Турции тоже придется рано или поздно открыто заявить о своих намерениях, хотя в настоящее время она к этому не готова. Положение в Ливии, где сейчас дислоцируются весьма слабые германские силы, трудное. Некоторое облегчение в этом регионе нам может принести только заключение договоров с Турцией и Сирией, скорейшее подписание каковых в этой связи представляется насущным и желательным. Ожидается, что после краха России Швеция продемонстрирует свое согласие с германской политикой. Теперь об Испании. Захват Гибралтара и разрешение на проход наших войск были оговорены с Франко еще в феврале, когда начались итальянские неудачи на фронтах. Не составляет труда понять, почему Франко в этом вопросе позже стал демонстрировать нерешительность. Но эту идею ни в коем случае нельзя сдавать в архив, поскольку захват Гибралтара радикально изменит ситуацию в Средиземноморье. Наши успехи в Греции и на Крите оказали благоприятное воздействие на настроения наших сторонников в Испании; победа над Россией еще больше ободрит прогерманские круги в этой стране. Интересно, что фюрер в своей беседе ни слова не сказал о Франции.