Мэтью Бжезинский - Казино Москва: История о жадности и авантюрных приключениях на самой дикой границе капитализма Страница 9

«Что бы он со всем этим сделал?» – подумал я. Во всей коммерческой деятельности на улице, названной в его честь, был некий элемент иронии. Невольно возникала мысль: а почему его имя все еще значилось на табличках этой улицы? Разве коммунизм не был развенчан и лишен доверия?

– Не так просто расстаться с богом, – пояснила Роберта. – Для многих русских Ленин стоял за всем, чем гордились в Советском Союзе, например, победой над США в космической гонке. Они не винят его за все, что было неправильным в коммунизме.

Ее ответ удовлетворил меня не полностью.

– А что думает Володя по этому поводу?

При упоминании его имени голова водителя вскинулась вверх, и он стал внимательно прислушиваться.

Международная финансовая корпорация – МФК, более известная как подразделение Всемирного банка, обладала дипломатическим статусом в России и имела в своем распоряжении парк автомобилей с шоферами для своих штатных сотрудников. Володя начал работать в автомобильном картеле МФК после многолетней и безупречной службы шофером дипломатической миссии США в Москве, где в его обязанности входило даже иногда возить такого вооруженного пассажира, как Ясир Арафат.

Услышав перевод моего вопроса, Володя, пожав плечами, уклончиво ответил:

– При таком большом количестве автомобилей стало трудно ездить. Зачем же еще осложнять обстановку и вводить людей в заблуждение новыми названиями улиц?

Состояние уличного движения в Москве рано или поздно становилось обычной темой любого разговора. Широкие улицы первоначально проектировались главным образом для общественного транспорта, военных парадов и всякого рода политико-пропагандистских демонстраций и маршей. Положение еще более усложнилось, когда какой-то маньяк из горсовета нанес на карту города такие маршруты движения транспорта, в которых вообще не разрешались левые повороты. Причиной этому, как говорили, послужило столкновение машины члена Политбюро с другой машиной, совершавшей левый поворот.

Это, конечно, была городская легенда, но в действительности пробки на дорогах Москвы загнали уличное движение в тупик. После падения коммунизма количество зарегистрированных в столице автомобилей удвоилось, одновременно число желающих приобрести новые автомобили настолько выросло, что люди платили большие деньги за подержанные и побитые машины, лишь бы на них можно было ездить на работу и домой.

Можно многое узнать о стране по тому, на каких автомобилях ездят ее граждане. Машины, которые я увидел в Москве, делятся на две большие группы: с одной стороны, советские коробкообразные громыхалы «Лады», склонные к аварийным ситуациям «Волги» и неописуемо трогательные маленькие «Москвичи», а с другой – первоклассные западные автомобили с еще сохранившимися этикетками об их стоимости, переваливающей за сотню тысяч долларов. Все это не было похоже на компактные «форды», «фиаты» и «шкоды», которые на улицах Варшавы, Праги или Будапешта означали факт появления в стране среднего класса. Улицы русской столицы свидетельствовали лишь о том, есть у тебя деньги или их нет.

Едва я изложил все эти наблюдения Роберте, как слепящие лучи фар следующего за нами кортежа машин заставили Володю перейти в другой ряд шоссе. Мимо нас с воем сирен, забрызгав нам переднее стекло, пронеслась колонна автомобилей на скорости, в два раза превышавшей предельно допустимую в городе. Ее возглавляла черная «тойота ланд крузер», в которой сидели мужчины крупного телосложения. Несмотря на холодную погоду, боковые стекла в машине были опущены. Сразу за большим кроссовером следовал лимузин «мерседес» с синими милицейскими проблесковыми маячками по всей ширине его лоснящейся крыши. Замыкал колонну другой «ланд крузер». Все три автомобиля были без единого пятнышка, как будто их только что вывели с площадки демонстрационного салона.

– Смотри-ка, министр! – воскликнул я, возбужденный первым контактом с представителем бюрократического аппарата России.

– Нет, это банкир, – поправил меня Володя.

Заметив мое замешательство, Роберта кратко ввела меня в курс последних событий в России. Так я впервые услышал слово «банкирщина», характерное для периода экономического бума в Москве, происходящего под руководством могущественных баронов бизнеса. Для русских, по природе своей пессимистов, это слово звучало, несомненно, зловеще и угрожающе. Оно напоминало им о временах насилия и буйства опричнины и неистовств царя Ивана Грозного, о периоде чисток, организованных шефом советской тайной полиции Ежовым, получившем название «ежовщина».

Это «послание из прошлого» говорило, что от банкирщины ничего хорошего ждать не приходится, однако, судя по происходящему вокруг, подобные мысли казались славянским суеверным вздором. Невооруженным глазом было видно, что Москва наслаждалась невиданным процветанием. Город, как никогда ранее в своей истории, был открыт всем внешним влияниям: спутниковые «тарелки», тысячи иностранцев, международные корпорации, культурные обмены и даже Интернет – все это принесло новые идеи и деньги обществу, которое так долго было закрытым.

Наступившая новая эра началась с экономического освобождения народа, с больших приватизационных программ начала 1990-х годов. В ходе этих программ произошла крупнейшая за всю историю человечества передача собственности и власти народу, точнее, после семидесяти лет государственного управления все богатства Советской России были возвращены народу. Масштабы этой передачи были поразительны и не ограничены только личными свободами. Никакая страна в мире не облагодетельствована так природными ресурсами, как Россия. Здесь сосредоточены почти половина всех мировых запасов природного газа и почти все запасы никеля. Сибирские просторы России усыпаны алмазами, по запасам золота она занимает второе место в мире после Южной Африки. Только в Саудовской Аравии добывалось больше сырой нефти, чем из бездонных скважин в СССР. Кроме того, Россия обладала обширными месторождениями меди, магния, урана и фактически всеми минералами, необходимыми для тяжелой промышленности. Ее металлургические комбинаты производили больше алюминия, чем любая другая страна, кроме, пожалуй, США. Россия могла бы обеспечивать все рынки мира прокатной сталью целое десятилетие. Ни одна страна не могла бы похвастаться большей площадью, пригодной для сельского хозяйства, бо́льшим рыболовным флотом или большей протяженностью железных дорог, чем Россия-матушка.

Почти все это достояние было отдано на разграбление в 1990-е годы, как и жилые помещения, здания офисов, магазины и рестораны в Москве, Санкт-Петербурге и других городах на пространстве в дюжину часовых поясов от Балтики до Тихого океана. На продажу с аукциона были выставлены заводы и фабрики, на которых производилась любая мыслимая продукция – от ракет до продуктов питания. С аукциона также продавались концессии на поставку леса, прибыльный экспорт и банковские лицензии. Суммы ставок при этом были настолько огромны, что не могли бы привидиться и в самых диких снах! Проблема России состояла в беспрецедентном масштабе проводимых преобразований. Польша и другие бывшие сателлиты СССР в Центральной и Восточной Европе на два года опередили Москву в переходе на рыночную экономику и на этом пути встретились с куда менее пугающими препятствиями.