Михаил Булгаков как жертва «жилищного вопроса» - Александр Владимирович Бурьяк Страница 9

«В десять часов вечера под Светлое Воскресенье утих наш проклятый коридор. В блаженной тишине родилась у меня жгучая мысль о том, что исполнилось моё мечтанье и бабка Павловна, торгующая папиросами, умерла.»

Можно сказать, Булгаков стеснялся своего мизантропизма. Причины этого наверняка следующие. Во-первых, Булгакову не хотелось выламываться из ряда великих авторов, а среди них отъявленным мизантропом был разве что Джонатан Свифт. Во-вторых, в мизантропе видят в первую очередь озлобившегося неудачника, а не человека высоких требований, а ходить в неудачниках — это довольно неприятная прибавка к собственно неудачам. В-третьих, в советское время явно мизантропические произведения не имели ни малейшего шанса на публикование.

Некоторые ранние рассказы Булгакова написаны в БРЕДОВОЙ манере — в той самой, в которой в других своих рассказах («Записки на манжетах» и пр.) он передаёт именно бред. Впрочем, и некоторые небредовые страницы («Записок на манжетах» и пр.) напоминают бредовые. Наверное, это было модным в то время в его профессиональном кругу и считалось очень литературным.

Шероховатости в «Театральном романе».

Странности:

«Человек в золотом пенсне и тоже в зелёных петлицах, сидевший в КОНЦЕ этого ИДУЩЕГО ПО КРУГУ КОРИДОРА в кресле…»

Конец круга… (точнее, наверное, окружности). Но может быть, здесь попросту чертовщина, как в случае с безразмерной квартирой Воланда. Или (скорее всего!) коридор наверняка всего лишь шёл ПОЛУкругом.

Флоберизмы там же:

«Я переходил в другой мир, бывал у Рудольфи и стал встречать писателей, из КОТОРЫХ неКОТОРЫЕ имели уже крупную известность.»

Лучше бы «кое-кто из которых», к примеру.

«…а ВЕЧЕРОМ я отправился на ВЕЧЕРИНКУ…»

Можно было «а ближе к ночи».

«…заСТЕКЛенная матовым СТЕКЛом дверь.»

Эээ… ну как здесь выкрутиться? Наверное, просто «дверь с матовым стеклом»?

«Тут в дверь стукнули, и человек в зелёных петлицах ВНЁС ПОДНОС…»

Надо бы «притащил поднос» или «вошёл с подносом».

Придирки к «Белой гвардии».

«Конечно, на поезд с деньгами напали, конвой перебили, и на снегу кровь и мозг.»

Не «мозг», а «мозги» (с ударением на последний слог): мозг — это орган, а мозги — просторечное название мозговой ткани (говорят ведь: «МОЗГИ тебе вышибу»).

По «Белой гвардии» легко заподозрить некрофильскую наклонность у Булгакова: слишком подробно он живописует некоторые сцены.

Николай Турбин отправляется разыскивать тело убитого полковника Най-Турса, предположительно оприходованное медицинским факультетом Киевского университета.

«Сторож отодвинул тяжелый засов, открыл чугунную дверь и опять щелкнул. Холодом обдало Николку. Громадные цилиндры стояли в углах черного помещения и доверху, так, что выпирало из них, были полны кусками и обрезками человеческого мяса, лоскутами кожи, пальцами, кусками раздробленных костей.»

«Вошли в огромную кладовую. Николка мутно видел то, чего он никогда не видел. Как дрова в штабелях, одни на других, лежали голые, источающие несносный, душащий человека, несмотря на нашатырь, смрад человеческого тела. Ноги, закоченевшие или расслабленные, торчали ступнями. Женские головы лежали со взбившимися и разметанными волосами, а груди их были мятыми, жеваными, в синяках.» И т. д.

Меня здесь возмутила утилитарность университетчиков: другие люди гибнут на улицах за идею, а эти радуются обилию бесхозных трупов.

Примечательное в «Белой гвардии»: 1918-й год, гражданская война, Киев переходит из рук в руки, но в кранах есть вода, а в бытовой электрической сети — напряжение; работают лифты (в морге, по крайней мере), профессора читают лекции студентам (добавим: Владимир Иванович Вернадский основывает Украинскую академию наук).

Придирки к «Дням Турбиных».

Булгаков трёх героев слил в одного: врач Алексей Турбин и полковники Малышев и Най-Турс спрессовались в полковника Алексея Турбина (даже не медицинской службы), соответственно прибавив ему возраста. Из-за таких изменений теряется «вкус подлинности»: что это за автобиографичность, если автор кроит и сшивает своего героя, как доктор Франкенштейн?

Герои «Дней Турбиных» прибавили в возрасте по сравнению с «Белой гвардией» наверняка не без влияния К. С. Станиславского, у которого была проблема с ролями для своих пожилых соратников. Булгаков пишет об этом в «Театральном романе».

А. В. Луначарский: в пьесе царит «атмосфера собачьей свадьбы вокруг какой-нибудь рыжей жены приятеля» («Известия» от 8 октября 1926 г.). Крепко сказано. В пьесе по сравнению с романом число поклонников главной героини возросло на одного.

Тальберга в «Белой гвардии» зовут «Сергеем Ивановичем», и он капитан, а в «Днях Турбиных» уже «Владимиром Робертовичем», и он полковник (чтобы ветераны Станиславского, зашпаклевав морщины, могли потянуть роль). Почему-то не назвали его Адольфом Генриховичем, к примеру: был бы ещё дальше от русского народа.

К украинской национальной идее Булгаков относился по-москальски и посмеивался над великим и могучим украинским языком. В «Белой гвардии»:

«— Сволочь он, — с ненавистью продолжал Турбин, — ведь он же сам не говорит на этом языке! А? Я позавчера спрашиваю этого каналью, доктора Курицького, он, извольте ли видеть, разучился говорить по-русски с ноября прошлого года. Был Курицкий, а стал Курицький… Так вот спрашиваю: как по-украински „кот“? Он отвечает „кит“. Спрашиваю: „А как кит?“ А он остановился, вытаращил глаза и молчит. И теперь не кланяется.

Николка с треском захохотал и сказал:

— Слова „кит“ у них не может быть, потому что на Украине не водятся киты, а в России всего много. В Белом море киты есть…»

Вряд ли во взглядах на кота-кита у Булгакова были большие расхождения с его положительными героями. Ну, правда, он честно убрался из Киева в Московию.

К пьесам «Зойкина квартира» и «Багровый остров» мне придраться не удалось. Могучая классика.

Пьеса «Иван Васильевич». Читается с лёгким трепетом, потому что именно по ней Леонидом Гайдаем в 1973 году был снят блистательный фильм «Иван Васильевич меняет профессию», который прекрасен в каждой своей мелочи. Придраться