Анатолий Трофимов - Повесть о лейтенанте Пятницком Страница 9

Заместитель командира полка по строевой части подполковник Богатырев был высок (до войны в артиллерию подбирали почему-то только рослых), строен, крепко мускулист, красив мужественными, броскими чертами лица. Вся внешность его, сорокалетнего, была покоряюще притягательной. Роман молился на Богатырева, прекрасного знатока артиллерийского дела, всегда с радостным трепетом ждал его прихода на занятия или с проверкой в караульное помещение, наблюдал в часы подъема по тревоге, любовался впаянным в седло во время учебных походов.

Юношескую влюбленность не могли поколебать даже собственноручные отказы Богатырева на рапортах Пятницкого об отправке в действующую. Возвращая рапорт, Богатырев с виноватостью улыбался, в дружеском бессилии разводил руками. Если Пятницкий начинал строптиво настаивать, Богатырев, чуть нахмурившись, говорил:

- Я же не встаю на дыбы, когда мне отказывают.

И это убедительно охлаждало. Если уж подполковник Богатырев не может добиться отправки на фронт, то куда ему-то, лейтенанту Пятницкому!

Все нравилось Роману в подполковнике. Даже звучная фамилия Богатырев, даже необычное имя Спартак, даже единственная медаль "XX лет РККА".

Подполковник Богатырев встретил его, не поднимаясь из-за стола. Нервно осунувшееся лицо. Глаза, которые Роман привык видеть искрящимися живостью и умом, сейчас были сухие и отрешенные, взгляд уходил куда-то за стены кабинета. Видно было - мучило подполковника что-то свое, личное.

В крохотном женском обществе учебного полка, затерявшегося в песчаном мелколесье, красавец Богатырев был вне конкуренции. Когда кто-нибудь заводил об этом разговор, Пятницкий передергивал носом и отмахивался - да пусть его! - хотя с огорчением замечал, как под тяжестью новых и новых любовных успехов Спартака Аркадьевича его кумир начинает блекнуть. А теперь вот эта смерть молоденькой посудомойки из офицерской столовой. Конечно, не Богатырев свел ее с деревенской повитухой, но... Тень от тучи, нависшей над Богатыревым,- вот она, на лице. Не исключено, что разговоры о парткомиссии - тоже правда...

Разглядывая какую-то бумажку - не поймешь, нужную или ненужную в данный момент,- Богатырев угрюмо сказал:

- Предстоит поездка на две-три недели. Послать больше некого, Пятницкий.

Действительно, кого еще? Все офицеры уехали с маршевым эшелоном. Только вот куда поездка, зачем?

Богатырев сделал паузу, вздохнул при мысли о том, что сейчас скажет, и сказал:

- Колхозу помочь надо, заодно для дивизии заготовить. Забирайте всех вновь прибывших - и в Приок-ский колхоз. Сено косить будете.

Вот оно что! На сенокос. Как не порадоваться человеку, измученному военной муштровкой. Только как это - забирай вновь прибывших? Он их еще разглядеть не успел, по взводам, по отделениям не разбиты. Присягу не принимали. Потом... Призывник призывнику рознь. Новобранцы, как один, из западных областей, что отошли от Польши. С такой хохляцко-польской мовой, что и не поймешь, о чем "гутарють". В бане мыл... Надо же - у каждого крестик на бечевке. Не сена, как бы чего другого не накосить. Вся жизнь под панами да фашистами, о Советской власти только от них знают.

Пятницкий сказал о всем этом подполковнику Богатыреву. У того дернулся уголок губ. Что же это получается? В недомыслии его обвиняют? Не подумал юноша, что перечит начальству, что может неудовольствие, гнев вызвать?

Пятницкий не подумал, а вот он, Богатырев, когда в дивизии сказали о сенокосе, подумал. Ему бы по-деловому о том же, о чем сию минуту сказал Пятницкий, да добавить к этому, что новобранцы еще и через фильтр особистов не прошли, а он подумал о возможных для него последствиях из-за смерти девчонки - и не сказал.

Богатырев сдержал раздражение, лениво и осуждающе сказал:

- Приказы не обсуждают, Пятницкий.

- Я не обсуждаю,- слабо возразил Пятницкий.- Может, подождать, когда вернутся сопровождающие эшелон. Что я один с этими...

У Богатырева снова задергался уголок губ. Еще не хватало, чтобы закричал сейчас. Пятницкий приложил руку к пилотке:

- Разрешите идти?

- Вернутся офицеры - пришлю,- буркнул Богатырев.

На сенокосе крутился как мог. С одним сержантом. Ленивый и себе на уме, сержант был вроде помпохоза. Кладовая, пшено, шпик - остальное ему как щуке зонтик. С косцами одному Роману приходилось. Все из крестьян, работящие, исполнительные, иные до угодливости исполнительные - даже противно становилось. От рассвета до темноты, как машины, пластали высокие пойменные травы.

Жили в здании школы. Распорядок - уставной: ночное дневальство, утренняя поверка, вечерняя поверка, осмотр "по форме двадцать" (не завелось ли в белье чего живого) - все как положено в армии. Физзарядку только не проводили - ее на покосе хватало. Самоволками, самогоном, другим недозволенным даже не пахло. Колхозницы сердились на Пятницкого. Сам, дескать, недоспелый, то хотя бы хохлов своих не держал взаперти.

Смехом, конечно, говорили такое. Да что уж там, не всякое желание шуткой прикроешь. Только солдаты Пятницкого были равнодушны до игрищ семейные большей частью, блюли себя. Да и изматывались до крайности, только оставалось на уме - поесть скорей да носом в солому, до утренней зорьки.

Ночами Пятницкий вставал, проверял часовых-дневальных. Спали, неразумные. Как не уснешь после костоломки под палящим солнцем! Растолкает Роман умаявшуюся стражу, поворчит - и ладно. Сам вконец вымотался от недосыпу. Дней десять спустя после приезда с грехом пополам, едва не оборвав в правлении ручку настенного аппарата, дозвонился до полка, доложил о ходе работ. Богатырев порадовался цифрам скошенного, похвалил, снова пообещал прислать сержантов и офицеров в подмогу. Пообещал и не прислал. А вскорости в ненастную ночь из отряда исчезли семеро - самые угодливые.

Облаву Пятницкий устроил всем колхозом. Но что это за облава - девки да бабы. Потоптались возле поскотины и подались домой. Причину выдвинули уважительную: не ровен час, бахнут из ружья... Бахнули только на третий день, в соседней области - изголодавшиеся забили овцу. Но Пятницкого в это время уже не было в Приокском колхозе, был он в части и давал следователю показания по поводу чрезвычайного происшествия.

Пятницкого судили показательным - за преступно-халатное отношение к исполнению воинских обязанностей.

О том, что те семеро из неопознанных бандеровцев - об этом ни слова не было сказано. Об этом говорили, наверное, там, где судили дезертиров, здесь упоминать о них не нашли нужным.

Осуждающе-ярко выступил подполковник Богатырев. Оказывается, Пятницкий - самонадеянный офицер, у него не нашлось смелости сказать, что не справится с заданием, игнорировал указания командования, не поставил в известность о возможном побеге... Преступление Пятницкого должно послужить примером другим...