Петр Стефановский - Триста неизвестных Страница 9

Когда вылезли из кабины, радость нашу как ветром сдуло. Самолета Короткова под плоскостью не было. Увидели его невдалеке от начала взлетно-посадочной полосы. Бежим туда. "Зет" лежал на спине. Коротков был мертв. На выравнивании подъемная сила, прижимавшая истребитель к крылу авиаматки, иссякла, и он, перевернувшись, рухнул на землю. Мы скорбно обнажили головы — прощай, товарищ, мертвые сраму не имут…

Нелепую гибель Короткова очень остро переживал Изюзеф Феликсович Гроздь. Он наотрез отказался работать в группе Вахмистрова.

— Не для меня эта акробатика.

Ушел от нас Гроздь, прекрасный человек, отличный, опытнейший летчик-испытатель. А через некоторое время мы проводили в последний путь и его. Он погиб при испытании самолета Р-5, имевшего стабилизатор в виде крыльев бабочки. В полете этот стабилизатор не выдержал перегрузки и отвалился.

Однако вернемся к только что описанному полету "звена". Разбирая его, мы скрупулезно рассмотрели действия каждого члена экипажа. Оплошности покойного Короткова были очевидны. Ясны и их причины: нельзя сажать в "зеты" летчиков, не имеющих достаточного опыта. Техническая, а точнее, психологическая сложность постановки самолета на стопор в начале отрыва требовала высоких летных и моральных качеств. У Короткова их, по-видимому, не хватало.

Плавающая подвеска под ТБ-3 самолетов "зет" не оправдала себя. Слишком мало было таких летчиков-истребителей, которые обладали даром не упустить момент начала нарастания скорости на отрыве, чтобы закрепить свою машину на нижних стопорах фермы. Далеко не всем могла помочь и упорная тренировка. Здесь требовался именно дар — исключительно тонкое чувство нарастания скорости и мгновенная, почти интуитивная реакция.

После трагической неудачи родился новый, просто невероятный замысел. Владимир Сергеевич задумал осуществить подцепление истребителя к бомбардировщику непосредственно в воздухе, в полете. Так родилось "звено".

Сконструированная для этой цели почти четырехметровая ферма в убранном положении располагалась между шасси вдоль фюзеляжа авиаматки. Будучи выпущенной для приема истребителя, она устанавливалась вертикально, опускаясь гораздо ниже и впереди колес. Ферма оканчивалась поперечной перекладиной. Истребитель сверху фюзеляжа, перед кабиной летчика, имел крюк с замком от бомбодержателя.

Процесс соединения самолетов происходил в такой последовательности. В воздухе, над аэродромом, истребитель очень точно подходил под бомбардировщик, пристраивался к выпущенной ферме, зацеплялся своим крюком за поперечную перекладину — причал. Затем ферма с помощью специальных механических устройств подтягивалась к фюзеляжу ТБ-3, крылья истребителя, упирались в тележки колес самолета-носителя. Старт выполнялся в обратном порядке…

На этот раз В. С. Вахмистров не спешил, как прежде, приступать к летным испытаниям. Слишком дорого обошлись нам полеты с подвешенными "зетами". Прежде всего конструктор выполнил ряд серьезных исследований в воздухе, чтобы установить степень подсоса истребителя к бомбардировщику при их схождении для совместного полета.

Желающих участвовать в таком смелом эксперименте оказалось немало. Но требовались лишь два летчика — командир авиаматки и пилот на истребитель. На первую роль выделили меня — через мои руки прошли все предшествующие варианты "цирка". На истребитель назначили летчика-испытателя Василия Андреевича Степанченка, знакомого мне еще по качинской школе. Я был курсантом, он командиром звена. Степанченок отличался исключительной четкостью пилотирования, обладал железной выдержкой, а также способностью мгновенно и удивительно точно рассчитывать самые сложные элементы полета.

Несмотря на все эти данные летчика, Владимир Сергеевич решил предварительно отработать в воздухе безупречную слетанность бомбардировщика и истребителя. На ферму-причал ТБ-3 укреплялись две трехметровые деревянные палки. Между ними натягивалось несколько разноцветных ленточек. Задача Василия Андреевича заключалась в том, чтобы, несмотря на подсос истребителя к бомбардировщику, сорвать эти ленточки крюком своего самолета. Вот когда "цирк Вахмистрова" по-настоящему оправдал свое название. После нескольких полетов Василий Степанченок научился прямо-таки артистически срывать ленточки под бомбардировщиком. Наши остряки дали ему за это кличку "Вася-художник".

Крепко пришлось и мне попотеть при выполнении "воздушных аттракционов". Авиаматку требовалось вести по идеальной прямой. А это не просто. И все же главная заслуга в том, что спустя некоторое время мы так безупречно соединялись в воздухе, принадлежала Василию Андреевичу.

Совместные, а вначале, разумеется, и рискованные полеты еще больше сдружили нас. В свободное время мы частенько вспоминали нашу школу, свою летную молодость.

Там, в Каче, Василий Андреевич до самозабвения увлекался строительством собственных авиеток[2] и планеров. Тогда это разрешалось. Не имея никакого инженерного образования, Степанченок своими руками смастерил летающую кроху с каким-то старинным тридцатисильным мотором. Год спустя, когда Осоавиахим проводил в Коктебеле первый слет планеристов, он начал сооружать и планер собственной конструкции.

Нас с М. А. Нюхтиковым, молодых школьных летчиков-инструкторов, тоже тянуло к конструированию. Верховодил Миша. Мы строили с ним "пегас" — учебный планер собственной конструкции. На почве самодеятельного творчества и состоялось наше знакомство с Василием Андреевичем.

Отлично помню раннее весеннее утро 1929 года. Был выходной день. Школьный городок еще спал. А мы — Степанченок, Нюхтиков и я — с самой зорьки возились у авиетки. Общими усилиями запустили допотопный трех цилиндровый мотор "Анзани". Василий Андреевич уселся в кабину своего крылатого детища и начал рулить. Неказистая машинка слушается, маневрирует. Вдруг Степанченок замахал рукой и вытянул ее по курсу авиетки. Смотрим туда, а там пасется конь. Стремглав бросаемся к нему и буквально оттаскиваем его в сторону.

— Хочет на большой скорости порулить, — говорит Нюхтиков, — пробежаться с поднятым хвостом.

— Завидуешь? — спрашиваю.

— Ага.

Василий Андреевич газует все сильнее. Самолетик поднял уже хвост, подпрыгнул на какой-то кочке и… полетел.

Аэродром начал быстро оживать. Задорный стрекот в воздухе трехцилиндрового моторчика взбудоражил всю школу. Курсанты восторженно кричат, приветливо машут фуражками. Командиры делают разгон дежурным — почему пустили в воздух своевольца?!

Своеволец покружил-покружил над городком и приземлился. Раскрасневшееся лицо Василия сияет от счаcтья. Но вот оно уже начало блекнуть. К авиетке подошел кто-то из школьных начальников. И зашагал наш герой от самолета к гауптвахте.