Сергей Мавроди - Тюремные дневники, или Письма к жене Страница 9

Год-другой наверняка скинут. А чего там остается-то? Полсрока отсидишь и выйдешь по УДО (условно-досрочное освобождение).

— Да я-то ладно… У меня ведь еще подельница есть. Ей три года запросили. Вот ее бы нагнали! Ей здесь делать совершенно нечего! Я только о ней сейчас и думаю!

Оказывается, что подельница — это его девушка. Зовут Юля.

— Я ее полгода уже не видел. Вообще ничего не знаю. Как она? Что с ней? В пятницу на суде даже говорить не дали. Так, обнялись да парой слов перекинулись.

— Ну, ничего, сегодня наговоришься.

Э-хе-хе… «Ей здесь делать нечего»! Можно подумать, что мне здесь… Впрочем, ладно.

Наконец его вызывают. Возвращается почти сразу. Проходит к лавке и молча на нее садится. Я тоже молчу и ни о чем не расспрашиваю. Хуй его знает, с суда ведь человек вернулся! Может, ему там десять вместо пяти влепили, и он сейчас вообще в шоке. Какие ему там, в пизду, «разговоры»! Пару минут оба молчим.

— Ничего не понимаю! Представляешь, нас, оказывается, возили сюда, чтобы мое последнее слово выслушать! А приговор только завтра объявят! Это что же, мне завтра опять сюда ехать? Опять в шесть утра поднимут?

— А длинное у тебя последнее слово?

— «Полностью признаю свою вину и во всем раскаиваюсь».

— Все?

— Все!

— С девушкой-то своей хоть поговорил?

— Да слова даже друг другу сказать не дали! Весь суд от силы пять минут занял! Ничего не понимаю!

А что тут «понимать»? «Поднимут в шесть утра!..», «поговорить не дали!..». Да кого здесь все это волнует?! Кого это ебет? «До суда ты еще не человек, после суда — уже не человек». Тюремная мудрость.

Дверь камеры открывается, конвоир мне кивает. Слава Богу, фамилию хоть во всеуслышание не орет. Выхожу. «Руки за спину!» Одевают наручники.

«Правила знаешь?» — «Какие еще правила?» — Начинает зачитывать правила. «Нельзя… Не допускается… При попытке к бегству конвой стреляет без предупреждения!» — «Ты охуел? Куда я в таком виде побегу?»

Повели наверх. Мент спереди, мент сзади. Посередине я в наручниках. Блядь, «картинка с выставки»! Хорошо еще, что хоть прессы, вроде, нет. Хотя, впрочем, в зале суда, может, и есть.

Спрашиваю у конвоиров: «Прессы-то хоть нет?» — «Да мы и сами не знаем. Вроде, нет». Поднимаемся, кажется, на третий этаж. Зал пустой. Ни публики, ни прессы. Заседание, судя по всему, закрытое.

(Так впоследствии и оказалось.) Прекрасно! Просто замечательно! Ну, хоть в чем-то повезло! Любоваться потом на себя во всех газетах в клетке и в наручниках мне что-то совсем не хочется…

Начинается суд. Судья предельно вежлив: «Пожалуйста, встаньте. Так положено…» Ладно, встанем, Чего уж там! Раз «положено»… Ну, так… Следователь, адвокат… Да быстрее, чего тянуть!.. Блядь, адвокат тут еще целую речугу завернул. Короче! Короче! Домой мне пора, в тюрьму! Дел у меня там в камере по горло! Шконку надо перетянуть, бельишко постирать. Сыра с обеда кусок остался, так беспокоюсь, как бы сокамерники голодные без меня не съели. Короче, в общем!!.. Что, все? «Поддерживаете ли Вы позицию своего адвоката?»

Это ко мне, что ли? «Поддерживаю!» Ну, теперь-то все?!.. Еб твою мать!!! «Суд удаляется на совещание. Решение будет объявлено через пятнадцать минут». Ебаный в рот! Какие еще «пятнадцать минут»? А меня на это время куда? Неужели опять в камеру? Да что же это такое делается?!

К клетке подходит конвоир с наручниками.

— Давай руки!

— Зачем?

— Решение положено ожидать в камере.

— А здесь нельзя?

— Положено в камере.

Спорить бесполезно. Протягиваю через решетку руки. Надевают наручники и тем же порядком проводят в камеру. Минут через пятнадцать опять подымают в зал. Оглашают решение. «Учитывая…», «в связи…». Короче, продлить до двенадцатого августа. До двенадцатого августа! Ну, конечно, именно до двенадцатого! Не удержавшись, саркастически спрашиваю у следователя:

— Вы это что, нарочно? Не могли до тринадцатого или, скажем, до четырнадцатого продлить? У меня же одиннадцатого день рождения!

Значит, меня теперь именно в мой день рождения сюда опять привезут?

За новым сроком! Хорош будет подарочек!

Следователь и прокурор улыбаются.

— Не обязательно одиннадцатого. Могут и раньше. Дней за пять.

— Могут. Но сердце мне почему-то подсказывает, что привезут именно одиннадцатого. А оно у меня вещун.

Все смеются. Даже судья, вроде, слегка улыбается. Ладно, поразвлеклись и хватит! Пора и честь знать. Домой, домой! В родную и любимую камеру два-три-четыре СИЗО N 1(так официально называется тюрьма «Матросская тишина»). В хату. Впрочем, не все сразу, До дома еще далеко. Ох, как далеко! Камера, автозэк, сборка… Сколько еще там торчать придется? Ну да ничего, потерпим. Поторчим.

Через полчаса я уже сижу в автозэке. Народу там пока относительно немного, так что — сижу. Начинаем объезжать суды. Бокс быстро заполняется. Теперь свободных мест уже нет. Некоторые сидят в проходе между лавками на каких-то баулах. Откуда у них, интересно, эти баулы? Вероятно, с воли или в другую тюрьму переводят. У каждого суда подолгу стоим. Иногда по полчаса и больше. Мы так вообще когда-нибудь до дома доберемся?

К сожалению, зэк напротив знает, кто я. Слышал, как меня в автозэк заводили. После обычных ахов и охов («Неужели тот самый Мавроди?» — «Да потише ты!»), начинает рассказывать о себе. Как он был в Испании и какими крутыми делами там занимался. Кажется, с недвижимостью или чем-то подобным.

— А здесь-то как оказался? Если у тебя все так хорошо и в Испании шло?

Собеседник сразу мрачнеет.

— Друг-дебил травку привез.

И после паузы вдруг совершенно неожиданно добавляет:

— Да вот он сидит, гнида!

И тычет пальцем прямо в моего соседа. Интеллигентного вида паренька в очках. Тот сразу съеживается и начинает что-то невнятно бормотать.

— Помолчи. Я же сказал тебе, что не хочу с тобой разговаривать!

Голос твой поганый не хочу слышать! Ты показания свои читал?!

Господи! И черт меня дернул его спросить…

Рядом степенно и неторопливо беседуют два старых зэка. Каждому на вид лет семьдесят.

— Прикинь, мне по касатке (кассационной жалобе) сейчас с пятнадцати до девяти скостили. Крытый вообще отбил. А у меня ведь три года крытого было… Теперь дальше мутить буду!

— Ты смотри, на хуй. Как бы опять пятнадать не вхуячили, на хуй.

— Да нет, мне не за что. Ну, убил… Ну, бывает… Да и судимости у меня все уже погашены.

— Да, погашены, на хуй. А на суде, на хуй, тебе их все как на ладони выложат, на хуй.

По-прежнему постоянные остановки. К нам в бокс, правда, никого уже больше не сажают (некуда!), но до тюрьмы, я чувствую, мы так, наверное, сегодня вообще не доедем! Остальные, вероятно, чувствуют примерно то же самое. Мента в тамбуре постоянно спрашивают: