Любовь Миронихина - Сергий Радонежский Страница 9

И, неся такие труды, Сергий питался только хлебом и водою. Но до глубокой старости был очень здоровым и крепким, а «силу имел противу двух человек».

Каждую свободную от молитвы минуту служа другим, игумен желал хоть немного облегчить братиям суровую и скудную жизнь в глуши. Еще долгое время вокруг обители не было сел и деревень. Не было и хорошей дороги, только маленькая тропинка, терявшаяся в траве и буреломе, вела на Маковец.

Живя в таком отдалении от людей, братия часто терпели нужду в самом необходимом. Когда не было вина для совершения литургии, муки для просфор, фимиама для каждения, приходилось откладывать службу. Без свечей иноки привыкли обходиться, они читали и пели на вечерних богослужениях при свете березовых лучинок. Зато «сердца терпеливых и скудных пустынников горели яснее свечей».

В музее лавры до сих пор хранятся простые деревянные сосуды для совершения литургии. Их держал в руках сам преподобный! В то время у обители не было щедрых покровителей, не было и денег на покупку церковной утвари. Даже священные книги иноки переписывали не на пергаменте, а на досках и бересте.

Сергий не только легко переносил эти лишения, но и благодарил за них Господа. Братиев же приучал к монашеской нищете не наставлениями, а своим собственным примером.

В середине 1350-х годов пришел в обитель из Смоленска архимандрит Симон и «разрушил число двенадцать». С этого времени численность братии стала расти, обитель расширялась, слава ее крепла.

«Удивительный муж» Симон заслуживает особого упоминания. У себя на родине он пользовался известностью, накопил большое имущество, имел семью. Но вот дошли до него слухи о преподобном Сергии и радонежской обители. И так «воспламенился душой» архимандрит Симон, что продал свое имение, простился с храмом, в котором служил, семьей и родиной и отправился пешком в Радонеж.

Симон стал первым монахом, который принес в обитель большие средства. На эти деньги был построен более просторный деревянный храм Святой Троицы. Кельи теперь были не разбросаны по всему лесу, а ставились в определенном порядке, четвероугольником вокруг храма. Так маленькая обитель постепенно благоустраивалась и приобретала вид большого монастыря.

Каждый новый инок должен был пройти долгий испытательный срок. Игумен не торопился постригать. Вначале испытуемый облачался в длинную одежду из черного сукна и начинал вместе с братией постигать монастырские правила. Сергий внимательно наблюдал за духовным ростом каждого новичка и давал ему послушание по силам.

«Только после продолжительного времени, — пишет Епифаний, — Сергий облачал его в монашескую одежду как человека во всех делах искушенного; и постригши его, облачал в мантию и клобук. А если окажется тот хорошим чернецом и в жизни чистой преуспеет, такому Сергий разрешал принять святую схиму».

Никто никогда не видел игумена гневающимся или сердитым. Тем не менее в монастыре установилась строжайшая дисциплина. После вечерни инокам не позволялось выходить из келей и беседовать друг с другом без особой надобности. Каждый должен был в одиночестве и тишине молиться или читать жития. А чтобы не клонило в сон и телом не овладевала леность, игумен рекомендовал руки занимать делом, шить что-нибудь, чинить или переписывать книги.

Часто глубокой ночью, завершив молитву в своей келье, Сергий обходил монастырское подворье, заглядывал в оконца. Если он слышал, что брат молится, бьет поклоны или занят работой, то радовался и благодарил Бога. Если же заставал иноков за праздной беседой, то легонько стучал в дверь и отходил. Это означало, что утром провинившийся должен явиться к игумену для вразумления.

Сергий никогда не «обличал с яростью» и не наказывал братиев, а наставлял тихо и кротко, увещевал. Его не боялись, но почему-то его тихие увещевания действовали сильно и убедительно. Инок раскаивался в своей слабости, просил прощения. Если же какой-нибудь непокорный брат не сознавал своей вины и даже по гордости прекословил игумену, Сергий мог и епитимью наложить.

Монастырь расстраивался и наполнялся иноками, но продолжал оставаться беднейшим. Игумен ввел строгое правило и требовал его исполнения даже в случаях крайней нужды. Он запрещал братиям ходить по окрестным селам и просить подаяния. При особножитном порядке каждый инок должен был сам кормиться от своего огорода и пашни. Все больше и больше появлялось в обители и паломников с добровольными приношениями. Если же этого не доставало, Сергий призывал братию молиться и уповать на милость Божию.

Вот две истории из жития, составленного Епифанием: одна очень обыденная, другая — чудесная. Обе повествуют о жизни обители в те нелегкие времена. Случалось, у монахов по нескольку дней не было хлеба и они жестоко голодали. И Сергий однажды три дня обходился без пищи, а на четвертый, только рассвело, взял топор и пошел в келью к одному старцу Даниле, у которого, все знали, еще оставался хлеб.

— Слышал я, старче, что ты хочешь пристроить сени к своей келье? Чтобы руки мои не были праздными, построю я тебе сени.

Данило заколебался: он ждал плотника из деревни и боялся, что игумену придется дороже заплатить. Но Сергий его успокоил:

— Много я с тебя не возьму. Если есть у тебя заплесневевший хлеб, то с меня и довольно будет.

Данило вынес ему решето с кусками гнилого хлеба, который сам уже есть не мог. С сомнением посмотрел на игумена. Такой хлеб он бы и даром отдал, да стыдно было предлагать. Но Сергий сказал, что этого довольно с избытком. Только просил поберечь хлеб до девятого часа: как ни сильно был он голоден, но не хотел брать плату прежде работы.

До вечера он тесал доски, ставил столбы, и, когда окончил постройку, Данило снова вынес ему решето с заплесневевшими кусками. Сергий стал есть этот горький хлеб, заработанный тяжелым трудом, запивая его водою. Некоторые из братиев видели, как при этом из уст преподобного словно дымок исходил — от гнилого хлеба.

Они осуждали Данилу за скупость и изумлялись смирению и долготерпению своего игумена. Но Сергий старца оправдал: ведь он сам предложил себя в работники и согласился на оплату. К тому же у Данилы не было лишнего хлеба, а в скудности люди поневоле становятся бережливыми.

Этим поступком преподобный не только еще раз подал братии пример кротости и смирения, но и показал, что просить подаяния по деревням не обязательно, лучше заработать себе пропитание своими руками.

Позже произошел еще один случай, который иноки восприняли как настоящее чудо. Снова иссякли в обители все припасы. Иноки сильно голодали, и один из них роптал на игумена и других смущал своим ропотом.